— Я должен извиниться… Я не подумал…
— Повторим? — перебила его я и даже дыхание затаила, наслаждаясь тем, как стало меняться выражение его лица.
— Что? — даже растерялся Стас, явно ожидавший от меня новую волну адского по силе русского бунта — как известно, бессмысленного и беспощадного, но при этом сильно смахивающего на истерику.
— Я спрашиваю: повторим? С условием, что ты больше никогда не посмеешь следить за мной. А еще без привлечения посторонних к нашим… отношениям и с пониманием, что за тобой из-за всей этой истории серьезный такой должок. Смекаешь?
— Ты спятила! — сказал Стас, то ли просто отреагировав на услышанное, то ли четко уловив пасхалочку со «смекаешь».
— Нормальная не пошла бы на такое, — согласилась я, продолжая тихо пиратствовать в чужих территориальных водах. — Но об этом мы с тобой потом поговорим. А сейчас надо срочно выпить. Местный Новый год я безбожно продрыхла, утомленная сексом с тобой. Так давай хоть по Московскому времени его встретим как положено!
— Шампанского, Елена Георгиевна? — жестом опытного официанта набрасывая на предплечье так и не надетое белье, спросил Стас.
— Обижаете, Станислав Дмитриевич! — откликнулась я. — Водки! В нашем с вами положении только водки!
Глава 42
Упились мы «в честь праздничка» и на нервах так, что наутро в голове зияла огроменная дырища размером в несколько часов. Одно можно было сказать точно: проснулась я в постели Стаса, по-прежнему без трусов и с тянущим ощущением там, внизу. Но при этом сам Стас — лохматый, помятый и с адским выхлопом изо рта — категорически утверждал, что это последствия моей расплаты за проигрыш и «ну и еще всего разок».
— Вы же всю ночь не слезали с меня, Елена Георгиевна. Неужто забыли? — тут он поднял с кровати какую-то невесть откуда взявшуюся, но совершенно неприличную хреновину.
В ней я с ужасом узнала тот самый страпон, о котором как-то заикнулся Стас и про который я после, выпучив глаза от изумления, читала в интернете.
— Елочки зеленые… — с чувством выдохнула я. — Эт-то… Эт-то вообще откуда взялось⁈
— «Любой каприз за ваши деньги». Мы позвонили, и нам привезли.
— Врешь! Ты ведь сейчас врешь, да? Опять в игры эти свои играешь? Не могла же я?.. Вот этим… И ты…
— Можете пощупать и убедиться, если не верите, — с некоторой даже обидой предложил он.
Я поизучала его лицо и со стоном упала на подушки:
— Да блин!
Реально? Я всю ночь имела Стаса в задницу? Искусственным членом, который сюда, в бунгало, доставил вышколенный «бой» на электрокаре? Привез передал в руки как всегда невозмутимому Стасу, он — мне и… И я теперь, сука, начисто про все про это забыла⁈ Или он все-таки в очередной раз врет и играет? Я уже разинула рот, чтобы задать этот очевидный вопрос, но Стас меня опередил: взял и перекатился по кровати, открывая этим доступ к своим тылам — на предмет «пощупать и убедиться», как видно.
Задница у него была забавно розовой. Но к сексу это точно не имело никакого отношения. Как видно, Стас, ранее бывавший на солнце только в плавках, загорая вчера в чем мама родила, филей себе малясь подпалил. Я тыкнула в покрасневшую кожу пальцем и сообщила растерянно:
— Облезет.
— В смысле?
— Задница у вас, Станислав Дмитриевич, облезет. Вчера на солнышке припеклась. Шкура точно сойдет.
— Да хрен с ней со шкурой! Ты делаешь вид или на самом деле ничего не помнишь?
— Все я помню, — буркнула я, испытывая при этом острейшее смущение и еще более серьезное сожаление: это ж надо — впервые в жизни заниматься чем-то таким абсолютно неприличным и стопудово странным с самим Станиславом Дмитриевичем Смирновым и… благополучно забыть всё! Подчистую!
Я даже зажмурилась, стискивая в кулаках простыню. Но нет — не помогло, никаких картин произошедшего в голове не появилось.
— Тебе хоть понравилось? — глухо спросил Стас, так и лежавший, уткнувшись лицом в подушку.
— Нет, — мрачно буркнула я.
— Тогда чего три раза?
«Три⁈»
— Счет уравнивала.
— Понятно…
Стас поднялся и ушел в сторону ванной, а я, вот только вчера торжествовавшая, понимая, что наконец-то удалось подловить противника, внушив ему чувство вины, поняла, что теперь сама чувствую себя полной скотиной. Идиоткой и скотиной! Это ж надо…
Остававшийся до конца нашего очень странного и очень короткого отпуска день, даже, скорее, его вторая половина, потому что первую мы проспали, прошел странно. Нет, все было здорово: море, пляж, еда. Но вот Стас… Мысли о том, что между нами произошло, — о том, что помнилось и, главное, что забылось, — тяготили так, что в его сторону даже смотреть и то невозможно было. Так что в самолет я села даже с некоторым облегчением. Стас всю дорогу опять работал — читал, писал, звонил, легко переходя с китайского на английский, а с него на родной русский. Глядя на него, я тоже решила проверить почту и телегу. Навалило много, но на самом деле ничего критичного, требовавшего немедленного вмешательства не нашлось.