— Я успел пару раз трахнуть свою прелестную маленькую женушку, — шепчет мне в волосы, вызывая табун мурашек по спине. — И это ооочень мало. Если бы не чертова больница, то было бы еще по меньшей мере подходов пятнадцать.
— Кто бы тебе позволил, — фыркаю, отворачиваюсь к окну.
— Ты ведь не оставишь меня в беде, — продолжает мерзавец. — У меня уже яйца болят от одного твоего вида.
Это звучит так грязно и пошло, что лицо горит от смущения. Однако я собираюсь с силами и поворачиваюсь, уверенно заглядывая ему в глаза:
— В таком случае стоило оставить меня в покое, и я бы больше никогда не попалась тебе на глаза, чтобы не мучить твои яйца! — шиплю ему в лицо. — Проваливай к своим бабам с этой своей острой нуждой. А ко мне даже не думай прикасаться!
Он слишком близко. И мне это не нравится.
— Как же я пойду к бабам, если ты меня прокляла. Забыла? У меня больше ни на кого не стоит кроме тебя.
— Искренне надеюсь, что мое проклятье и правда сработало! Чтобы ты до конца дней своих остался без секса, животное!
— В таком случае дни мои сочтены. Ты знаешь, что можно умереть от спермотоксикоза? — усмехается, явно оценив мой смущенный вид от столь откровенного разговора.
— И поделом тебе!
— Если желаешь мне смерти, почему не позволила умереть вчера?
Он проводит костяшками пальцев по моей щеке. Хочу отстраниться, но уже некуда. И с ответом не нахожусь как назло.
Герман прихватывает меня за подбородок. Проводит пальцем по моим губам:
— Есть у меня одна лазейка, как избежать смерти от нехватки секса, — он слегка оттягивает мою нижнюю губу: — Я буду дрочить на тебя.
Порывисто выдыхаю. Глаза невольно расширяются, а рот приоткрывается, когда я представляю себе его мясистый член в огромной ручище. Вот черт!
— Каааждую ночь, — продолжает он, облизывая свои губы. — До конца дней своих, как ты и просила. И ты будешь знать об этом. И не сможешь уснуть, пока сама не кончишь от мысли обо мне.
— Заткнись, — прошу я сквозь сбившееся дыхание. Это все звучит как ответное проклятье для меня.
— Буду кончать на твои фотки, — не останавливается он. — Буду преследовать тебя, и облизывать тебя, пока ты спишь, как сделал это после клуба.
— Нееет, — шепчу я в ужасе.
— Дааа, девочка. Ты ооочень крепко спишь. Я буду водить головкой по твоим губкам. Буду вылизывать твою щелочку. Буду дрочить твоими трусиками, и кончать тебе в ротик.
— Да ты просто маньяк…
— Я ведь так и сказал тебе ночью в клубе, — он выглядит абсолютно серьезным. — Ты что-то пробудила во мне. И теперь придется с этим разбираться. Поэтому я никогда не отпущу тебя. Ни-ког-да! Нам теперь так много всего еще нужно попробовать.
— С другими пробуй! — рявкаю, напрочь позабыв, что мы не одни в машине.
— Я пробовал, — пожимает плечами. — Но даже самые извращенные эксперименты с ними не дают того эффекта, что обычный секс с тобой.
— Еще месяц назад тебе так не казалось.
— Верно. Еще месяц назад я боялся напугать тебя, если покажу свой животный темперамент. Но ты оказалась не из пугливых и теперь, когда мне больше не нужно притворяться, я кайфую только от тебя.
Глава 19. ОН
Чудовище я для нее или нет, но уснуть на моих руках не боится. Говорил же, устала из-за меня. Небось всю ночь глаз не сомкнула. И кто здесь пациент, спрашивается?
Глажу Женю по волосам. Подхватываю ее ладонь и прижимаюсь губами к тонким пальчикам.
Собирался же расстараться, чтобы задобрить ее. А в итоге «буду кончать тебе в ротик пока ты спишь». Понесло меня что-то. Не на шутку понесло.
Хотя идея интересная… Блядь! Но совершенно не своевременная!
У меня опять стоит. А Женечка еще как назло губками своими сладкими шевелит, будто во сне говорит. И очень некстати поворачивает голову на моих коленях навстречу моему стиснутому жизненными обстоятельствами и спортивками члену.
— Приехали, Герман Валерич! — подаёт голос Веня.
— Шшш! — затыкаю его.
— Ой, простите, — теперь шепчет. — Машину во двор загонять? Или за воротами оставить?
— Тут оставь и вали давай. Такси себе вызови, домой езжай. Тебе тут спать негде, да и не нужен ты тут особо. Понадобишься, вызову.
— Понял, — Веня выходит из машины и скрывается в вечерних сумерках.
— Плохая идея оставаться с тобой наедине, — шепчу, заправляя Жене волосы за ушко. — Очень плохая. Ты ведь просила не прикасаться…
Ныряю рукой в вырез ее майки. Крепко обхватываю ладонью упругую грудку. Большим пальцем тереблю напрягшийся сосочек.
Блядь, воздержание реально превращает меня в животное. Но я действительно не хочу больше никого кроме нее. А она не дастся по доброй воле, пока не простит. И дрочка не особо помогает удовлетвориться морально. Сука!
Бешенное желание прямо сейчас оттянуть резинку своих спортивных брюк, вывалить до боли возбужденный член и приставить к ее пухлым губкам.
Гелик закатан в хлам. Снаружи меня точно никто не увидит.
Нетерпеливо потираю свой ствол через ткань штанов.
Нет-нет, я не стану трахать ее в рот пока она спит. По крайней мере не сейчас. Сначала помиримся, а потом еще успеем наиграться.
Но как же я хочу воспользоваться ее ротиком для качественной разрядки. Представляю, как ее розовые губы в моей смазке охуенно скользят по моей головке. А горячее дыхание обжигает чувствительную плоть.
Хочу подаваться бедрами навстречу ее ротику, слегка насаживая его на себя, упираясь в стройный ряд зубов.
Хочу слышать ее стоны и кончить прямо ей на язычок.
Хочу, хочу, хочу! Всю ее! Блядь, какая же она охуенная…
Надо остановится, пока я от одних своих фантазий не кончил. И почему именно с ней у меня возникают настолько неадекватные желания?
Однако больше всего хочу видеть удовольствие в ее глазах.
И любовь. Как раньше…
Глава 20. ОН
— Как вам ужин? — мама прерывает напряженное молчание за столом.
— Как всегда все очень вкусно, теть Люд! — спохватывается Женя.
— Вкусно, — соглашаюсь. — Но я успел соскучиться по Жениной стряпне, пока в больничке валялся.
Женя тычет меня локтем в бок, а мама лукаво улыбается:
— Это хорошо, когда муж чужую готовку не признает, — заключает. — Значит к другой бабе не уйдёт.
Я едва не давлюсь. Женя закатывает глаза:
— Точно. Не уйдёт. Мужикам же бабы только для готовки нужны, — трудно не заметить сарказма, направленного в мою сторону. Вытирает рот салфеткой и поднимается из-за стола: — Спасибо, теть Люд! Я наелась.
Провожаю ее взглядом. На улицу выходит.
Бля, и как мне уберечь ее от боли, если рядовой разговор заканчивается отсылками к тому, что я кобель.
— Выкладывай! — звучит мамин командирский голос.
Поворачиваюсь, непонимающе глядя на нее:
— Что?
— Чем нашу девочку обидел? Скажешь, что загулял — убью гада!
Глядит строго и взволнованно. Она у меня женщина мудрая. И сильная.
— Убей, мам, — соглашаюсь. Молча смотрю ей в глаза.
Она прикрывает ладонью рот в немом крике. Во все глаза на меня глядит. Слезы сдерживает.
Вот так просто. Взял и признался матери, что ее сын скотина. Если она вынесла новость о том, что меня едва не убили, то и с этим справится. А вот если Женя навсегда уйдёт из нашей жизни, будет куда тяжелее. Так, может хоть она поможет мне свой «подарок» вернуть.
— А она? — шепчет.
— На развод подала, — честно отвечаю. — Я конечно просуетился, чтобы оттянуть насколько возможно этот вопрос. Работники ЗАГСа обещали посодействовать. Но рано или поздно, если я не заслужу прощения, она дойдёт до суда и получит развод.
Мама собирается с силами. Отодвигает от себя тарелку и встает из-за стола:
— Я даже знать не хочу, как ты мог до такого докатиться, Герман! — тихо, но до дрожи холодно проговаривает она. — Стыдоба какая! Господи прости! Да если бы Женины родители узнали, они бы в гробу перевернулись! Какой их друзья для девочки «подарок» выходит сделали! И я, дура старая, надо ж было ляпнуть такую глупость! «Не уйдёт к другой бабе»! Ой, бедная девочка!