- Да вы что? – округлил он глаза, - Поздравляю!
Его удивление было очень искренним, и я не смогла усомниться в правдивости слов. Это потом я узнаю, что он и Данил, точнее, Даниил Владленович, были с детства друзьями. Их роднил общий круг интересов и школа. Но один поступил в институт современных искусств, а другой – в школу бизнеса.
- Спасибо, - лицо запылало от жара.
- Когда премьера? Приду посмотреть, - в его взгляде мелькнули лукавые искорки.
Я засмущалась:
- Не стоит.
В актёрском составе я была самой младшенькой. Антон, что был моим «возлюбленным» по сюжету, в жизни просто бесил! Тем сложнее было сыграть любовь к нему. Но в роль мы вживались. И, насколько были неприятны друг другу вне сцены, настолько же проникали друг в друга на ней.
- Во время сцены соития ты немного отстранена, - говорил он после «уроков».
- В смысле? – хмурилась я.
То, что являлось для него «соитием», для меня служило прелюдией к таковому. К тому же, я постоянно думала, как ты воспримешь…
Но было поздно! Мы целовались на сцене. И Антон делал это совершенно взаправду. В то время как я постоянно «филонила».
- Аня! – сокрушался Сперанский, - Расслабься уже!
Но я никак не желала расслабиться. Он целовал меня у всех на виду. А я должна была делать вид, что мне нравится.
«Сумасшествие», - думала я. Отказаться, пока не поздно! Но я не смогла… А потому притворялась. Закрывала глаза, открывала рот и целовала его, как тебя…
- Молодец, продолжаем! – говорил Даниил Владленович.
Сцену падения больше не повторяли. Ему понравилось, как я повела себя в прошлый раз. На премьере матрац собирались задекорировать. А после того, как я упаду, должен был вылететь голубь. Типа, я превратилась в него.
- Вить, - пыталась я намекнуть, - Там будет такая сцена…
- Постельная? – хмурился ты.
- Да ну, ты что! Просто объятия.
Ты одобрительно хмыкал:
- В одежде можно.
Я собиралась сказать! Честное слово. Но не смогла. Я боялась, что ты обидишься. Запретишь мне. Уйдёшь! Заставишь меня выбирать. А я хотела всё вместе! И театр. И Тебя…
Финальная сцена давалась мне лучше всего. Там я одна! Без Антона. Мою мать-проститутку, играла заслуженная актриса театра и кино. И мне было так неудобно грубить ей. Но я приспособилась.
- Ненавижу тебя! Ты сломала мне жизнь! – кричала я в адрес «народной актрисы». Сперанский хвалил.
На наших посиделках с друзьями я была в центре внимания. Лёлька с Никой хотели узнать, каково это, быть среди «звёзд». Как-то раз, за уборкой стола, я не смогла удержать, и рассказала Лёльке о поцелуе, который мне предстоит совершить.
- Ого! – удивилась она, - Прям взаправдашний? В губы?
Я закивала:
- Ага.
- Витька тебя убьёт, – хмурилась Лёлька.
- Думаешь? – я нервно теребила тесёмки на кофте.
- Стопудово! – отвечала подруга.
Я и сама знала, что ты не простишь. Накинешься после. А я объясню, что представляла тебя. Ведь если так, то это уже не измена?
- Даниил Владленович, - обратилась к Сперанскому.
Подмышки потели, а сердце стучало так громко, будто готовилось выпрыгнуть вон.
Он глотнул кофе из чашечки, с которой вернулся с обеда:
- Да, солнышко.
Взгляд, чуть насмешливый, липкий, коснулся лица.
- Можно сцену с поцелуем убрать? – попросила решительно.
Он усмехнулся:
- Конечно! Только вместе с тобой. И со мной! И со всей актёрской компанией. Зрителями, которым продали билеты! – голос его нарастал. И в груди нарастала тревога.
- Хорошо… Я поняла, - попыталась прервать его гнев.
- Ты знаешь, что на мои спектакли зал всегда полный? А знаешь, почему? – обратился Сперанский.
- Потому, что у вас репутация, - повторила я трижды заученный тезис.
- Вот именно, Ловыгина! Потому, если я попрошу, ты займёшься с ним сексом на сцене!
Я сдержала порыв…
- Не мешай мне пить кофе, - закончил он нашу беседу.
Уходя, я буквально держала себя до последнего. Зайдя за кулисы, прислонилась к стене.
В тот момент я уже не могла отказаться. Я погрязла, пойми! Я согласилась. Да что там сказать? Я мечтала об этом! Сцена, зрители, главная роль… А ты? Должен быть рад за меня в любом случае. Ведь долг актрисы таков, чтобы зритель поверил в правдивость.
Глава 24. Витя
На спектакль собирались явиться друзья. Все шумели, шутили, предвкушая премьеру. Кому-то впервые предстояло наведаться в театр. Женька, узнав, что в его окружении будет актриса, попросил:
- Нарисуй мне автограф, - и начал расстегивать джинсы.
- На заднице, что ли? – язвительно бросила Ника.
- А где же ещё? – озадачился Жека, - Только красиво рисуй! А я попрошу обвести в татуировочном цехе. Потом, лет через десять, кода прославишься…
- Ты будешь ходить с голым задом? – перебила его Вероника.
- Мой зад будет дорого стоить, - парировал Женька.
Ты закатила глаза:
- Ты торопишь события. Я даже ещё не сыграла дебютную роль.
- Да! – согласилась «подруга», - Может, её ещё выгонят.
Ника смотрела с обидой. Ты ушла из ресторана. Предпочла ему театр. Немудрено! Как по мне, выбор был очевиден.
- А твоё имя будет на афише? – восторженно бросила Лёлька.
Ты пожала плечами:
- Наверно. Ведь это же главная роль.
Девчонки шептались, думая, в чём пойти в театр. Для работников и для актёров особенно, оставляли бесплатную стопку билетов. По два на персону. Ты предложила свои маме с бабкой. А нам раздобыла места в самом ближнем ряду. Я тобою гордился и ждал. А ты так боялась упасть в грязь лицом! Ведь это была твоя первая взрослая роль. А я был твой первый взыскательный зритель.
- В театре можно свистеть? – я шутил накануне спектакля.
- Наверное, - мучилась ты.
Ты казалась сама не своя. Будто уже не хотела играть. Радость прошла, уступив место страху. Я же, напротив, сперва сокрушался, ночами не спал. А теперь... Видя, как ты волнуешься! Я пытался утешить, обнять, чтобы ты ощутила — я буду с тобой, несмотря ни на что. Я всегда поддержу. Не покину.
- Я люблю тебя, очень, - сказала впервые.
Мы лежали в постели, а я будто спал. На самом же деле, всё слышал! Прижал тебя крепче и прошептал сонным голосом:
- Я тебя сильнее.
Перед самым спектаклем я выстирал брюки, единственный мало-мальски приличный наряд. Рубашку погладила мама. Они с папой тоже купили билеты и собирались пойти. Кажется, в зрительном зале соберётся весь двор. Шутка ли, кто-то из наших играет взаправдашний взрослый спектакль.
Я читал про него. Говорили, спектакль скандальный. Как и сам режиссёр! Твой Сперанский и впрямь был противным. Худосочный в очках. Я с первого взгляда его невзлюбил! Невзлюбил всех участников труппы. Мужчин.
Я читал имена на афише.
«Кирилл Исаев, Эдуард Сорокин, Пётр Тапчинский». Но больше всего напрягало: «Антон Волецкевич». Надо же, имечко! Именно он по сюжету являлся тем самым «возлюбленным». Именно он умирал.
«По делом», - думал я, преисполнившись злобы, и глядя сопернику прямо в глаза. Глупо, конечно! Он же мне не соперник. Это притворство, игра. А это — афиша, где под надписью «Анна Ловыгина», затмевая всех прочих, сияет твой красочный лик. Это ты будешь там, моя звёздочка, Нюта. Твоя первая главная роль.
В день премьеры сходил за цветами. Хотел раскошелиться, розы купить. Но не стал. Предпочёл им букет полевых. Ты любила такие! Их нежность удачно вязалась с твоей.
Флористка одобрила:
- Очень красиво.
Я кивнул, приосанился. Взял его в руки.
- На свидание? - с хитрецой уточнила она. Взрослая женщина, с добрым доверчивым взглядом.
- В театр, - объяснил я, любуясь цветами.
- Ооо, - протянула она, - Редкость нынче! Молодёжь в театр не заманишь. Разве что только в кино.
- Моя девушка будет играть, - я смущённо признался.