Выбрать главу

Для начала, брак Зарецкого с моей сестрой был заключен с подписанием договора, по которому все, что нажито в его процессе — принадлежит Олегу Михайловичу. При разводе дети остаются с отцом. Лида может оставить себе подарки. Все.

Посидели, поглядели друг на друга.

— И все равно, мне ее не жалко. И она мне не нужна, — хмуро заявил Кир.

Обнялись, помолчали. Пошли на кухню выпить чая.

— Как отец шикарно устроился, а? Вот ведь зараза какая продуманная.

— Ты бы так не ругался, может? Но я понимаю и разделяю твое негодование, — улыбнулась через силу, потрепала по макушке сына и чуть-чуть зубами поскрипела.

А я, дура, ждала, когда он разведется. Зачем ему это? Чтобы тут же желающие нашлись на вакантное место?

Немного погрустили с сыном, да поехали, куда нас чудесные женщины из юр. отдела послали.

И после часа консультаций с нотариусом Буном, троюродным братом Адель Варисовны, вышли в свет, имея на руках генеральную доверенность от Кирилла Олеговича на управление его имуществом, настоящим и будущим, на имя Нонны Аркадьевны. Сроком действия — шесть лет.

— Как раз ты с образованием разберешься и вперед — во взрослую жизнь! — улыбнулась сыну, который настаивал на десяти годах.

— Ты не думай, просто так ты от меня не избавишься. Я все равно с тобой жить буду, даже когда ты замуж выйдешь, мам, — хитро подмигнул мне мой «маленький зайчик».

Мне осталось только грустно рассмеяться.

Никогда.

Замуж я не выйду никогда.

Глава 26: Прощания, прощение и новые горизонты

«Нить в прошлое порву, и дальше — будь, что будет

Из монотонных будней я тихо уплыву

На маленьком плоту, лишь в дом проникнет полночь

Мир, новых красок полный, я, быть может, обрету…»

Ю. Лоза «Плот»

Свернувшись в клубочек на диване в гостиной наших с сыном апартов, я рыдала.

Горько, безнадёжно, до опухшего лица и икоты. Переживая и перебирая в памяти все маленькие бусинки ярких и острых воспоминаний о прошедших годах, и счастье, которое в них было. А вокруг витал фантомный запах гари, разложения и медикаментов, который преследовал меня с тех пор, как я пришла в себя после наркоза.

И что с этим делать, я пока даже не представляла.

Я так устала.

Так устала быть сильной, справляться с трудностями, обходить препятствия на пути. Так устала лавировать, выгадывать, принимать решения, которые устроят всех. Жить ради максимально возможной выгоды для окружающих и, как сейчас видно, минимальной — для меня.

С утра Кир умчался на первые организационные сборы в свою школу дорогую, а я метнулась в родной институт.

И тут вроде как более, чем успешно и удачно посетила альма-матер, но по возвращении, ассоциативная связка «институт — Зарецкие» вновь сработала.

И вот теперь я обливаюсь слезами и соплями на диване в съемной квартире. К счастью, могу спокойно делать это ещё час, а потом надо будет брать себя в руки, умываться, выпить успокоительных капель и не пугать ребёнка.

А сейчас я могу горевать и выть, оплакивая потерю своего малыша, своего первенца.

В одиночестве.

Надо.

Надо позволить себе выплеснуть все эти чувства и переживания, слишком долго я их копила внутри.

Пора.

Проговаривая тихо: «Моего малыша больше нет», я рыдаю и хриплю от нахлынувших обиды, горечи, разочарования и огромного чувства потери.

Боль в груди такая, что дышать трудно.

Я одна.

Совсем одна с этими горем, обидой и яростью.

Потому что я не просто потеряла ребенка, о котором только узнала, но уже успела полюбить, нет. Я потеряла целый мир. Мир, что вращался вокруг его отца. Мир, где мне счастливо, спокойно и безопасно жилось.

Мир, который был у нас.

А теперь его нет.

И нас нет.

В очередной раз всхлипнув от вселенской несправедливости, усмехнулась и припомнила, как меня страшно злила в детстве Лидка, которая постоянно, на мои обоснованные обиды и претензии, говорила: «Привыкай, жизнь вообще несправедлива!».

Спасибо, теперь уж я точно этого не забуду.

Как всегда, после мыслей о сестре, плакать расхотелось, и я потопала в душ, а приведя себя в порядок, водворилась на кухню: готовить еду единственному и самому важному мужчине в моей жизни.

Сын ввалился в апарты увешанный пакетами и с букетом в зубах.

— Мам, это тебе. Ты — лучшая, — бело-розовые хризантемы перекочевали ко мне с порога. Сам же герой, сбросив кроссовки, потащил на кухню свою добычу.

— Ты не волнуйся, тут нам на пару дней хватит, а потом съездим в магаз, и уже сама выберешь чего надо, — бурчал ребенок, быстро выгружая в холодильник колбасу, яйца, молоко и сыр, а хлеб, макароны, кофе, чай и сахар распихивая по шкафчикам.