А мне стало трудно дышать. Это точно конец.
— Кать, что мне делать?
Но унизительнее всего, что изменник просит совета у меня.
— Ты что-то перепутал, Тимофей Юрьевич, — отвечаю холодно. — Твой клуб по интересам находится за стенкой. Там и решай.
А потом я разворачиваюсь и ни жива ни мертва плетусь в комнату. Рухнув на кровать, смотрю невидящим взглядом в одну точку. В голове мыслей нет, лишь гул стоит. Я даже пошевелиться не могу, все тело будто онемело.
Боковым зрением замечаю, что Тим бесшумно подкрадывается и замирает в дверном проеме. Он стоит и смотрит на меня.
— Я не хотел ребенка от нее. Крис была хороша в постели, но какая из нее мать?
— И ты так сильно желал лечь в ее койку, что забыл о контрацепции? — резко возвращаю руку на кровать. — Так, что ли? Знаешь, что я тебе скажу? Если у Кристины появится ребенок, то о бурных вечерах с громкими стонами ты можешь забыть. Тебя ждет другая жизнь — образцового папочки! Особенно в первые месяцы.
Демидов отводит взгляд в сторону.
— У нас без защиты было всего два раза. Кристина была готова родить мне, но я не захотел. Мы ведь толком не жили вместе…
— Замолчи! — не выдержав, кричу и затыкаю уши. — Хватит надо мной издеваться! Я не хочу это слушать!
Мне мерещится, будто воздух после признаний мужа меняется. Он становится удушливым, со сладковато-дешевым запашком. Такое чувство, будто Тимофей, насквозь пропитался ароматом Кристины, от которого меня начинает тошнить.
— Как же я устал, Кать, — тяжело вздохнув, Тим все-таки проходит в спальню. — Я сегодня переночую здесь, — и по-хозяйски валится на кровать
Меня с нее словно ветром сдувает. Ошарашенно наблюдаю, как Тим утыкается лицом в подушку.
— Ты смеешься, что ли?.. — отчаянно шепчу, и меня с головой накрывает безысходностью. — У тебя за стеной беременная девка, иди решай проблемы с ней.
— Я не собираюсь выслушивать истерику Кристины, — демонстративно отворачивается. — Она выносит мозги.
У меня опускаются руки.
Как же хорошо сейчас я узнаю прежнего Тима.
Он любит высказывать претензии, а когда я хочу сказать, что не устраивает меня, — сразу нервничает. О своих недостатках слушать отказывается и кричит, что я выношу ему мозги. Потом Тимофей обычно бежит из дома к родителям или в бар. Он слишком нетерпим и вспыльчив.
Я искренне думала, что со мной что-то не так, раз не могу найти слова, чтобы он понял. Винила себя. Но Кристина — моя полная противоположность. Мы совершенно разные по характеру, а ситуация одна. И теперь я понимаю, что проблема не во мне или соседке, а в Тимофее.
— Если остаешься в квартире, то куда идти мне?
— Куда хочешь, — пробормотав, Тим делает вид что засыпает.
Опустив голову, я выхожу из комнаты.
Прислоняюсь к стене. У меня подгибаются колени. Медленно стекаю вниз.
— Я хочу развестись, Тимофей.
Но он не отвечает. Молчит. Уснуть крепко за несколько секунд муж бы не успел. Он просто делает вид, что не слышит. Его равнодушие ранит, как отравленный кинжал. И я жалею, что столько лет было потрачено впустую не на того человека.
Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть. Я не хотела вставать, однако с каждой секундой удары усиливаются, и я даже подумала, что где-то в квартире прорвало трубу и водой заливает соседей.
Но, подойдя к двери и посмотрев в глазок, вижу на площадке Кристину.
— Тимофей, открывай! — кричит она и снова ударяет.
Господи… какой стыд. За порогом скандалит любовница. Она требовательно визжит, не стесняясь соседей.
Тим наверняка тоже слышит, но из комнаты не выходит…
Я не хочу общаться с Кристиной, но еще больше мне не хочется, чтобы квартира, в которой я живу, становилась убежищем для труса, испугавшегося брать на себя ответственность.
Крепко стиснув зубы, отпираю замок и распахиваю дверь.
Сегодня на Кристине уже не соблазняющий красный халатик, а обычная белая футболка и серые лосины, и длинные волосы убраны в пучок. Настроение у любовницы было воинственное, но, увидев на пороге меня, она вдруг осекается. Округляет карие глазищи и пятится на шаг.
Кристина меня боится.
Это заметно по тому, как у нее заметался взгляд и что она не может найти места рукам: то нервозно почесывает ладони, то прячет их за спину.
Я внешне спокойна и даже невозмутима, но это лишь иллюзия. Внутри моя искалеченная предательством душа, будто маленькая птичка, заброшенная в клетку, отчаянно бьется о раскаленные до красна прутья. Ей хочется свободы, но выхода из клетки нет.