Протираю глаза.
Марк колдует на кухне и я снова уколом понимаю. Вот для кого он готовил завтраки. Для нее. Для той¸ кого любил. И любит. Для кого-то другого бы не стал.
— Доброе утро, Маш. Скоро еду. Яичницу?
— Давай я сама.
Мне неприятно. Я чувствую себя какой-то чертовой заменой.
— Маш. Позволь мне. Пожалуйста. Ты всегда так много делала для нас. А я… Я не замечал. За это тоже прости.
— Ладно.
Усаживаюсь на стул, исподтишка наблюдая за тем, как Марк готовит завтрак.
На нем только домашние джинсы. Облегающие.
Взгляд сам мечется по бугрящимся мышцам. По венам, оплетающим его сильные руки. Которыми он может поднимать меня, как пушинку.
На животе играют и перекатываются кубики. Косые мышцы напряжены с обеих сторон.
Черт. Он просто воплощение всего по-настоящему мужского! Ослепительно красивый. За эти два года стал даже лучше.
— Маш? Еще добавить овощей?
— Нет, Марк. Спасибо.
Ковыряю вилкой в ароматном завтраке. Надо же. У Марка даже специи и травы какие-то есть! Не ожидала.
— Что для тебя наш брак, Марк?
Наконец отставляю вилку. Смотрю прямо в глаза.
— Только скажи мне правду. Даже если будет больно.
— Малыш.
Он усаживается передо мной на корточки. Обхватывает колени и смотрит прямо в глаза.
— Не брак. Семья. Она для меня… Все. Я во многом был неправ, Маша. Слишком много работал. Я это изменю. Давай, когда твоей бабушке станет уже лучше, поедем куда-нибудь отдыхать? Мы же так нигде и не были. Я все время за работой.
— Марк.
— Не торопись. Ты сказала, тебе нужно время. Хорошо. Я понимаю. Я тебя совсем не тороплю. Мы поедем просто… Как друзья.
Марк сжимает челюсти. Я вижу, что это нелегко ему дается.
— Если захочешь, даже номера отдельные возьмем. Просто проведем вместе время. Будем плавать, загорать, танцевать, в конце концов! Мне очень нужен этот шанс, Маша. Правда.
Марк крепче обхватывает мои колени. Зарывается лицом в мои ноги.
— А мне кажется, ты и не видел во мне женщину. Тебе просто было удобно. Ты так представляешь семью? Жена просто домохозяйка и средство родить детей. А твоя яркая. Свободная жизнь, она где-то без нее и за пределами дома.
— Это неправда, Маша. Я давно говорил, чтобы мы наняли кого-то. Ты не должна этому посвящать свою жизнь. Гладить, стирать, убирать вполне могут наемные люди. Занимайся картинами. Пиши. Живи, черт возьми! Разве я запирал тебя в доме? Требовал от тебя такого?
— Я ничего не могу тебе сказать сейчас. Марк. Только то, что пока я останусь здесь. И… Я не хочу, чтобы ты здесь ночевал. И чтобы врывался вот так, как вчера.
— Хорошо, Маша.
Марк кивает и поднимается.
Берет мою руку и медленно, как-то осторожно целует каждый палец.
— Спасибо, что хотя бы подумаешь. Это для меня очень много значит. Поверь.
Марк быстро целует меня в макушку и выходит. Через несколько минут хлопает дверь.
А я так и ковыряюсь в тарелке.
Может, Стелла и неправа? Я ничего уже не понимаю!
А прямо о таком не спрашивают.
Марк.
Мчусь по еще практически спящему городу.
Сжимаю руль с бешеной силой. Так, что сейчас, кажется, раздавлю его к чертовой матери.
Можно было еще, конечно, выспаться. Подольше поговорить с Марией.
Но…
У меня перед работой есть еще одно ооооченнь важное дело!
Я должен проверить. Понять.
С визгом убиваю тормоза у нашего с Марией дома.
— Да твою ж мать!
С силой ударяю по рулю.
Геннадий был прав. Он здесь. Караулит, как стервятник самый настоящий, свою добычу!
— А ну вылезай!
Резко распахиваю дверь.
Хватаю за воротник и выволакиваю из машины.
— Друг, твою мать!
С размаха заряжаю по гладко выбритой роже. Надо же. Как подготовился к утреннему свиданию! Половину духов, что ли, на себя еще и вылил?
— Князев. Я ведь и в ответ зарядить могу. И не обязательно по роже. Даже иначе!
— А давай.
Заряжаю по новой.
Столько ярости во мне сейчас, что к чертовой матери ребра ему раздробить готов!
— Ты как — то странно спасибо мне решил сказать за то, что я долю вместо тебя в контракт внес.
Надо же. Утирается. Ухмыляется мне кровавыми губами.
— За что еще спасибо тебе сказать? За то, что ты чужих жен переманиваешь? А еще другом тебя считал.
— Остынь.
Вит перехватывает мою руку.
Резко заряжает в челюсть, пока я щелкаю клювом.
Мы сцепляемся и уже катаемся по земле, как два каких-нибудь сопляка из подворотни.
Кулаки просто летают. Звук ударов будит наверное, весь дом.
— Хватит.
Вит наконец просто откатывается от меня по земле подальше.
Садится на землю и тяжело дышит.
— Хватит, Марк, я сказал. Давай поговорим.
— О чем с тобой говорить мне, а?
Отдираю лоскут рукава, который уже совсем болтается.
Черт. Измазались оба. Костюмы порвали к чертям. Все в крови и грязи. Но я бы еще поразмялся бы!
— Ты посмотри на себя. Совсем бешеный. Ты ж неадекватный сейчас, Князев! Думаешь. Я поверю, что это из-за жены?
— Из-за чего еще?
Мрачно бубню, отворачиваясь.
Пиджак сбрасываю. Это уже только в мусор.
— Напомнить, когда ты таким последний раз был? Я напомню. Когда Ирэн за него вышла и они укатили в Европу. Из-за тебя, кстати, укатили. Потому что ты громил все и с кулаками кидался на всех вокруг. Напомнить тебе, как мы полгода тебя из кабаков и таких драк вытаскивали? И как ты не просыхал? Как чуть коньки не двинул, когда тебя ножом прошили по животу?
— Спасибо, Вит. У меня как-то и без тебя отшиба памяти не было. Только вот Маша-то тут причем? И то, что ты под ее окнами караулишь, а?
— При том, что с ней явно что-то происходит, Марк. Я ведь вижу.
— Ну конечно! Ты всегда все про мою жену видишь лучше, чем я.
— Нервная она стала. Дерганная. Несчастная. Я ей помочь хотел. И помогу, если она попросит. Имей в виду.
— Помочь?
Руки сами опять сжимаются в кулаки.
— Как ты собирался ей помочь, а? В постель к себе затащить?
— Марк. Ты мне друг. Но я никогда не скрывал, что уверен. Маша не для тебя. Ты ее сломаешь. А я не дам. Что у тебя с ней вышло? Только не говори, что виделся с Ирэн. И что Маше во всем признался.
— В чем я должен ей признаваться? Она моя жена, Вит.
— Ну, может быть хотя бы в том, что в твоей жизни была…
— У меня много всего в жизни было, Виталик. Что теперь? Список повесить на стену и жене моей лекции о каждой бабе читать?
Поднимаюсь, отряхивая штаны. Их тоже уже на помойку, конечно.
— Не лезь к ней, Вит. Или ты как бомж? Объедками питаться хочешь? Думаешь, если у нас с Машей временные трудности, то она с отчаяния к тебе побежит? Может, и побежит. Но любит- то все равно меня. Она же сама себя возненавидит, если из — за того, что ей больно, глупостей с тобой натворит.
— Значит, ей все же больно. Ты ублюдок, Князев.
— Сказал. Не лезь. Полезешь к ней, я тебя просто убью. К чертовой матери. По-дружески.
Сплевываю кровь и поднимаюсь к себе.
Мог бы, конечно, и Решетова за собой позвать. Хоть и разборки у нас, а дружбы никто не отменял.
Но…
Пусть отправляется в самое пекло. Такой вот. Изгвозданный. Потому что нечего у окон чужих жен дежурить!
Заваливаюсь под душ, на ходу сбрасывая с себя ошметки одежды.
Даже сейчас чувствуется, что в квартире пустота. Будто не дом, а просто чертовы пустые стены. О которые хочется биться головой.
Ярость внутри клокочет, не переставая.
На себя. На Вита, черт его раздери! А ведь думал, что он друг! А сам… Да твою ж мать! Как давно он по моей жене слюни пускает? С самого начала? Как только познакомил их? Как друга своего, между прочим! На всю ситуацию эту чертову! В целом!
Заряжаю кулаком о стену.
Мимоходом мелькает мысль о том, что Маше это все не понравится. Этот бардак и то, что стену кровью измазал.