— Нет, любимая. Довольно я там провалялся. Трех недель достаточно, чтобы снять основные последствия отравления. В выписке есть рекомендации. Буду долечиваться под твоим присмотром, Ари, малышка.
Я охренела? Да, я охренела!
Но только я открыла рот, дабы громко и нецензурно выразить собственные, далекие от приличных, мысли, как просто задохнулась от голодного, жаркого, злого и отчаянного поцелуя.
Свидетели безумия? А не пошли бы они?
Голова кругом, пульс бухает в ушах, сердце бьется в горле, под закрытыми веками плывут цветные пятна, по щекам — слезы рекой, сведенные судорогой пальцы вцепились в футболку. Дыхания не хватает и в то же время всю меня окутывает дразнящий и кружащий голову аромат «Гермес Ветивер».
Хрип. Стон.
Его? Мой?
Как мы удержались и остались в одежде — не знаю. Божьим промыслом, не иначе.
Страсть, безумие, жажда, нестерпимый голод, ужас и паника на самом дне зрачков — все то, что выплеснулось на меня из любимых голубых глаз.
— Ари, медовая моя девочка. Одной тобой дышу, лишь для тебя живу, без тебя умру.
О, а вот и ледяная водичка за шиворот подоспела.
— М-м-м, как эта концепция стыкуется с планами твоих родителей, их бизнес-партнеров, руководства Клуба, где ты работаешь?
Нет, ну а что? Он думает, я обалдею, уши развешу и от восторга залью его с головы до пят слезами счастья?
Ну, да, залью… уже заливаю… но это не важно!
— Никак, — просто отвечает Глеб.
И сердце останавливается.
Но он прижимает ближе к себе мое обессилившее тельце, жадно втягивает воздух, носом ведя вдоль плеча к шее и жарко выдыхает в ухо:
— Поэтому я теперь безработный. И сирота.
Да что ж такое? Мне эти сюрпризы ох как поперек душевного здоровья.
— Кирилл Андреевич, вот сюда, пожалуйста, — протягиваю визитку отеля.
— Момент, сейчас домчим, — улыбается этот хитрец.
А Глеб притягивает меня обратно в объятья и начинает тихо:
— Я увидел Аллу в отеле в Москве и поругался с отцом. Потом повел себя несколько неумно и за применение к ней удушающего отсидел там пару суток. В воспитательных целях. А когда, наконец, подтвердил квалификацию и сдал все экзамены, на выходе из здания Федерации меня ждала все та же Алла. С извинениями и песней, что весь этот бред с женитьбой — идея родителей, а она не могла им отказать, иначе они грозились перекрыть ей финансирование. Предложила выпить кофе, чтобы расстаться на хорошем.
Насколько мне это все понравилось, учитывая реанимацию в перспективе, думаю, можно не говорить?
— Я был несколько не в себе еще со времен конференции, когда не смог дозвониться до тебя, но до пьяного вусмерть Кира — удалось. Знаешь, что он мне сказал, медовая? Что вы все сбежали. В Индию, милая.
Закатила глаза.
— Нашел кого слушать! Пьяного приятеля с ущемленным самолюбием! От большого ума, не иначе!
Ох, Арина, что ты несешь?
Глеб хмыкнул, нежно коснулся поцелуем губ и шепнул:
— Я и не послушал. Поговорил с Сергеем Сергеевичем. Он мне малость мозги вправил и цели скорректировал. А я уволился. И впахивал три недели как проклятый, чтобы и категорию максимально повысить, и корочки получить для самостоятельной работы.
— Повысил? Получил? — а чего еще сказать?
Ему же важно.
— Это не имеет сейчас значения. Когда я, весь при соответствующих документах и планах по поискам любимой женщины, встретился не случайно, как теперь понятно, с Аллой и решил выпить кофе, голова моя была занята. Тобой. Поэтому я слушал ее болтовню в пол-уха, выпил чашку какой-то бурды в ближайшей забегаловке, и рванул на вокзал. С перрона меня увезла скорая. Без сознания. Тяжелое отравление неизвестным веществом, растительного происхождения. Периодические остановки сердца и дыхания на протяжении двух недель. Реанимация. Последние пять дней наметилось улучшение и меня перевели в интенсивную терапию. А когда Кир меня обрадовал, что оказывается, моя любимая поехала в столицу к жениху, то знаешь, где я видел эту терапию?
Застыв в ужасе и вцепившись в Глеба мертвой хваткой, я хлопала глазами. А в голове, пустой и гулкой, перекатывалась мысль — его могло уже не быть.
Не быть.
Совсем.
Рыдать я начала в тот момент, когда машина лихо затормозила у парадного входа в отель. И вот такую, ревущую в три ручья, парни завели меня в холл. Впечатлили мы народ, наверняка.
Но мне было плевать.
Я очнулась лишь тогда, когда Глеб открыл передо мной дверь номера и бросил в сторону:
— Кир, про завтра напишу позже. Заберешь нас. Пока.
А потом снова провалилась. В темноту: жаркую, сладкую, горячую. Такую долгожданную.
До слез. До хрипа. До крика.
Очнувшись и оглядевшись, различила в слегка подсвеченных уличной иллюминацией сумерках сияющие счастьем голубые глаза:
— Люблю тебя. Моя медовая малышка. Моя девочка из снов. Моя милая, родная, единственная. Ари, чуть не сдох ведь от ужаса, пока искал тебя. Моя. Ты — моя, слышишь?
Ох, вечно моя вредность вылезает, когда не надо:
— А кто там заявлял: я принимаю твой выбор?
Это, кстати, было больно.
— Должен же я был усыпить твою бдительность и продемонстрировать уважение к твоим решениям? — тихо шепнул в губы этот совершенно невозможный мужчина.
Любимый. Родной. Единственный.
Мой.
— Так ты мой? Только мой? Без условий и оговорок?
Арина, рука-лицо, ну разве так можно? Это что за юношеская дичь? Гормоны? Ох, ё! Гормоны…
Через полчаса, зацелованная и увидевшая очередное небо в алмазах, услышала:
— Я твой с того самого мгновения, когда ты влетела в мою жизнь на перекрестке под стеной дождя. Только твой. Без условий и оговорок. Я люблю тебя и буду рядом. Всегда, Ари, теперь всегда.
А я опять заплакала.
На этот раз от счастья.
Ну и, чтобы дать повод вновь целовать меня всю нежно-нежно и шептать всякие милые глупости вроде: «Так скучал без тебя… ждал встречи… мечтал о тебе… моя малышка… любимая, Ари-и-и… медовая моя девочка…».
Согласно мурчала и прятала счастливое лицо, уткнувшись Глебу в шею.
Через полчаса, вернувшись из душа, широко и довольно улыбаясь, уточнила:
— Ты ужинать-то будешь? Что там тебе можно?
Обалдела от наезда:
— Это к чему ты тут готовилась? Или к кому?
Мое красное платье и белье в руках злющего Глеба выглядели, хм, выглядели… провокационно.
— Да все ждала, когда же, наконец, появится тот, кто подарит мне вдохновение. Для ромэро.
Прищурившись с многообещающей плотоядной ухмылкой, Глеб отбросил вещи на кресло и шагнул ко мне со словами:
— Легкий ужин будет через сорок минут. У тебя как раз есть время объясниться. На что там тебе не хватило вдохновения? На пляж? Баню? Лес?
А я застыла.
Он читал? Он читал!
Капец. Пожар-позор!
Ой-ой-ой… и ни одной связной мысли.
Глеб уронил меня на постель, стянул халат и, склонившись к груди, выдохнул:
— Все будет, милая. Теперь у тебя этого вдохновения будет столько… На серию хватит. Хоть про байкеров, хоть про тренеров, да и вообще, пиши — про кого хочешь. Вдохновение я тебе обеспечу, дорогая, обещаю.
И слово таки сдержал.
На пару горячих сцен теперь мне точно хватит.
Так как мозги у меня отказали не все, я понимала, что Глебу нужен отдых, питание и лечение, а не только я.
Убедить же его в этом оказалось… сложно. Но можно.
Есть приемы, да.
Не зря я матчасть у коллег в «жесткой эротике» изучала. Вот, пригодилось.
А наутро, невероятно довольные и сияющие, приведя себя в порядок и сдав номер, устроились на заднем сидении «Тахо» Кирилла Андреевича.
— О, в благородном семействе мир и благодать, да? — вот ведь, пока молчал, такой приятный собеседник был.
Глеб хмыкнул мне в макушку, притянув к себе ближе:
— Госпожа моего сердца еще не решила, берет ли она безработного и не слишком здорового сироту в дом.
Ну, погоди. Ты у меня доумничаешься.
— Если рассматривать с такой точки зрения, то не так чтобы это было шикарное приобретение, — протянула я противным капризным тоном. И чуть не вылетела между передними сидениями прямо в лобовое стекло, так как Кир резко дал по тормозам.