Телесериал «Московская сага», как уже было сказано, поставлен по одноименной трилогии Василия Аксенова, написанной главным образом в Гваделупе и США, для читателей которых первоначально и предназначался. Наш молодой читатель едва ли знает этого автора, хотя когда-то он был известен и отчасти даже знаменит как в западном полушарии, так и в восточном, как в северном, так, пожалуй, и в южном, — может быть, вплоть до Антарктиды с ее пингвинами. Да вот и совсем недавно он получил за что-то какую-то премию, и по этому поводу было некоторое ликование в некоторых литературных кругах России. 27 декабря, видимо, по этому случаю Аксенов даже появился на телеэкране в передаче шустренького Архангельского, который заменил испарившегося Шустера.
Однако же, когда ведущий представлял участников передачи и каждому гремели аплодисменты, то Аксенову, как незнакомцу, досталось лишь хлопка три-четыре и уж очень тщедушных. Так что, все-таки, пожалуй, есть нужда кое-что поведать о нем.
Прежде всего, естественно, 3. Аксенов, говоря его собственным языком, — «плод любовных утех» в голодном 1932 году Павла Васильевича Аксенова, члена ЦИК, председателя горсовета Казани и Евгении Семеновны Гинзбург (1904–1977), завкафедрой марксизма-ленинизма в одном из казанских вузов, впоследствии писательницы, неоднократно поминаемой в обеих «Сагах». Так что, перед нами писатель не простой, а потомственный, даже как бы и столбовой. И, видимо, именно этим объясняются многочисленные литературные излишества и проказы автора.
Так, он пытается ухватить за бороду аж Льва Толстого: «Глядя на движущийся паровоз, слыша свист и видя движение колес, Толстой отрицает за собой право заключить, «что свист и движение колес суть причины движения паровоза». Насчет колес позвольте усомниться — именно ведь они, катясь вперед или назад, вызывают движение всей нагроможденной на них штуки», — заключает автор.
Кто же прав — Лев Толстой или лауреат премии журнала «Юность»? Увы, последний не может сообразить, что ведь колеса вертятся не сами по себе, не святым духом, — их через поршни крутит паровой двигатель, именно он вызывает движение. И если с горки или под влиянием силы инерции паровоз может некоторое время ехать с отключенным двигателем, то уж по прямой, или на горку, или назад — никак! И так во всем у Аксенова: замах рублевый, а удар — х……
В конце телесериала появляется молодой парень Вася, наделенный не только именем, но и другими биографическими чертами автора. Например, он тоже из Казани, а его родители «жертвы ежовщины». Он говорит незнакомой девушке: «Я — пария в этом обществе», т. е. человек отверженный, угнетенный, лишенный всяких прав.
К слову сказать, париев в романе и фильме навалом. Именно как пария изображен Борис Градов, живущий один в пятикомнатной квартире на улице Горького против Центрального телеграфа. Он сын погибшего на войне маршала Советского Союза, дважды Героя, сам фронтовик и «почти Герой» (неизвестно за что представили к Герою, но вместо Звезды как пария, что ли, получил орден Красного Знамени). После войны он хотел поступить в институт международных отношений или в авиационный, а ему «дали понять, что шансов нет никаких». Почему? А потому, что его мамаша после смерти мужа вышла замуж за американца и живет в США. Значит, бесправный пария. Это напоминает недавний рассказ киносценариста Э. Володарского о том, что знаменитого Владимира Высоцкого не принимали ни в один дачный кооператив по той причине, что его знаменитая жена Марина Влади — иностранка. Как теперь проверить, что и он был пария? Господи, да пришел бы в наш писательский кооператив «Красновидово». Если мы приняли в него Барщевских, то неужто отказали бы Высоцкому. У нас тут чуть ни каждый третий с родственниками за границей. Даже у меня есть родной брат в Эфиопии.
Но кто же сыну маршала и Героя заранее сказал, что у него, фронтовика-орденоносца, никаких шансов? Я лично поступал в шесть московских вузов (кто не верит, кому показать чудом сохранившиеся студбилеты и зачетные книжки), и никто со мной предварительно не беседовал. Борис намекает: «Ну, вы понимаете, о ком я говорю». Допустим, понимаю, но уж если так, то непонятно другое: почему до сих пор не отобрали у парии пятикомнатную маршальскую квартиру на одного в самом центре столицы? Неизвестно. А с другой стороны, как могли принять в МГИМО антисоветского долдона Козырева, который и родился-то в Брюсселе, и жил там, и до сих пор остается американским агитатором. Это он подтвердил в телепередаче «Времена» 28 ноября прошлого года: «Америка никогда не желала нам зла, она любит нас. Вот я недавно был в Чехии, там обожают Чайковского…» Во-первых, причем здесь Чехия, когда речь идет об Америке? Не соображает! А что до музыки Чайковского, то любовь к ней вполне может уживаться с ненавистью к России. Разве не это, еще будучи президентом Чехии, показал Вацлав Гавел, радостно потирая ручки, промурлыкавший: «Больная Россия лучше, чем здоровый Советский Союз». А совсем недавно вслед за ним и Александр Квасьневский, вчерашний комсомолец, а ныне доживающий свой срок президент Польши, где тоже любят не «Сагу» же, а Чайковского: «Россия без Украины лучше, чем с Украиной». Даже наш амбивалентный президент не стерпел и промурлыкал что-то гневное. А надо было бы внятно сказать: «Польша гораздо лучше без восточнопрусских земель и Силезии, политых кровью советских солдат, чем с Восточной Пруссией и Силезией, которые ей подарил Сталин», т. е. она лучше в знакомом ей виде генерал-губернаторства Варшавского. Живут твердолобые в стеклянных домах, а швыряются камнями. Но наш амбивалентный едва ли и знает об этих подарках Польше. Кто ему мог рассказать — Собчак? Глеб Павловский? Миронов, друг Егора Исаева?