Инцидент в Миннеаполисе, как мы назвали его позже, стал одним из моих самых идиотских косяков, но учитывая обстоятельства, можно сказать, что в тот момент я была не в своем уме.
Я пошла в туалет на автовокзале. Казалось, что там никого нет, но мне было как-то пофиг уже. Я была уверена, что моя голова взорвется, если не сниму парик и черную вязаную шапку, которую купила в Индиане взамен старой с флагом Британии. Я аккуратно положила их на край раковины и подставила пылающую голову под восхитительно холодную воду.
Когда я выпрямилась, на меня пялилась какая-то старушка.
— Здрасьте, — пробормотала я.
Она ничего не ответила, но продолжала смотреть. Я прямо поняла, как она сопоставляет мое лицо с фотографией, которую неделями крутили по телевизору.
— Ужасно, правда? — спросила я и взяла бумажные полотенца, чтобы вытереть мокрую голову. — Они говорили, что отрастет, что химиотерапия почти не влияет на сами волосяные луковицы или типа того, но никто не сказал, что все будет именно так.
Она ничего не ответила, а я продолжала болтать:
— Мама не разрешает мне их красить, ведь думает, что рак вернется, чушь правда? Приходится носить парики, — я подняла его и покрутила в руках. — Хотела выбросить, но разве ж можно ходить с такими волосами.
Старушка развернулась и вышла из туалета, не сказав ни слова. Надев все обратно, я пошла искать Лиама.
Поиски не заняли много времени, поскольку он ждал на лавочке рядом с уборными. Я еще не поняла, хотела ли я рассказывать ему о случившемся или нет. С одной стороны, мы вроде как договорились быть честны друг с другом, а с другой, он страшен в гневе, а это его точно выбесит.
С третьей стороны, он так и не сказал, зачем мы едем в Фарго, так что мы еще не достигли абсолютной честности в отношениях.
Все же лучше промолчать.
Новый автобус был забит еще сильнее. Мы с Лиамом зашли первыми и заняли свои обычные вонючие места, но когда почти все расселись, появилась она. Старушка устроилась прямо напротив, положила свое вязание на пустое сидение и снова уставилась на меня.
— Лиам, — сказала я как можно тише, пытаясь не шевелить губами. Он поднял бровь, показывая, что услышал меня. — Видишь эту женщину?
Он слегка кивнул.
— Возможно, она видела меня без парика.
Лиам закатил глаза, горестно вздохнул, а затем прошипел.
— Подыграй мне.
Это было единственное предупреждение. Затем он обхватил мое лицо ладонями и прижал большим пальцы к моим губам. Далее он наклонился и прильнул губами к своим пальцам.
Какого…?
Я заметила, что он издает чмокающие звуки ртом, который, кстати, находился совсем рядом с моим. Когда Лиам простонал мое имя, я поняла, что это знак, и что торможу. Я наклонила голову, обняла его за плечи и сама стала изображать звуки поцелуя.
Сначала все было неловко и странно, потому что, блин, это же Лиам-мать-его-Коул. Но потом что-то изменилось. Не знаю, что именно, но только что я чувствовала себя очень глупо, а вот мое сердце уже бешено стучало. Иногда уголок губ Лиама касался моей кожи, вызывая во всем теле электрический шторм.
Я почувствовала все то, что так нравилось волчице Скаут. В глубине души я хотела высунуть язык и понять, действительно ли он так хорош на вкус. А потом едва не всосала его большой палец себе в рот. Хорошо хоть вовремя осознала, что делаю нечто глупое, и отстранилась.
— Она ушла, — выдавила я из своего слишком сдавленного горла.
А Лиам выглядел так, будто только что всего лишь батарейки в пульте заменил.
— Хорошо.
Я плотно прижалась к окну, жалея, что не могу просочиться прямо сквозь него, как Китти Прайд. Да, мы ехали на огромной скорости по федеральной трассе, но если это значило свалить подальше от Лиама, я готова была рискнуть.
— Что это было? — наконец спросила я, когда попытки стать нематериальной провалились.
— Что «это»?
Если бы я так пристально на него не смотрела, то могла бы и не заметить, как он говорит слишком быстро, или как участился его пульс.
— Ты поцеловал меня.
— Это был отвлекающий маневр.
Нет, это точно не мое воображение. Он тараторил.
Уголки моего рта слегка приподнялись, а внутри появились пузырьки восторга, когда я увидела, как краснота начинает подниматься по его шее. «Он краснеет, — подумала я. — Совсем как…»
Улыбка ушла, пузырьки сдулись.