Когда мы с Юнхи были подростками, мы начали прогуливать воскресную школу, чтобы пойти в кафе «Венди» по соседству с церковью, где разделяли на двоих мороженое с картошкой фри и часами просиживали за одним столиком, разговаривая о мальчиках и о том, что, как мы слышали, им нравится делать. Я пришла в ужас от мысли о сексе и поклялась, что буду оставаться целомудренной до замужества, как мы пообещали в воскресной школе.
– Вот увидишь, – хихикнула Юнхи, слизывая мороженое с тыльной стороны пластиковой ложки, – однажды тебе понравится парень, он ответит тебе взаимностью, и тогда ты захочешь с ним это сделать.
– Ну уж нет, – возразила я. – Я все равно не нравлюсь мальчикам.
– Это потому, что они не нравятся тебе, – парировала она. – На самом деле они не такие уж сложные.
В тринадцать лет у Юнхи уже было два бойфренда, один из которых подарил ей медальон в виде сердца, который она носила каждый день, даже после того, как они расстались, и другой, которому она позволила щупать себя под лифчиком. «Всего на несколько минут», – оправдывалась она, когда я искоса посмотрела на нее. Я хотела спросить ее, на что были похожи ощущения, но она сменила тему.
Половое созревание впервые заставило меня усомниться в существовании Бога. Следуя примеру Уммы, я молилась дважды в день – один раз утром и один раз вечером – каждый раз об одних и тех же вещах: во-первых, о груди, во-вторых, о том, чтобы мои родители перестали ненавидеть друг друга, и в-третьих, о парне. Когда Бог не удовлетворил ни один из этих моих запросов, я перестала верить в Него, и это оказалось на удивление легко, словно вера – привычка, от которой я давно хотела избавиться. Вместо прежнего обнадеживающего ощущения, что мои молитвы, по крайней мере, достигли какой-то небесной доски объявлений, откуда, как я была уверена, их переправят по телефонным проводам к самому Господу, появилось чувство, словно все эти годы я говорила с дырой в стене.
Но по мере того, как моя вера ослабевала, вера Уммы напротив продолжала расти, так страстно и тайно, как будто у нее был роман с религией. В некотором смысле, поскольку этот период совпал по времени с фактическими внебрачными связями Апы, так оно и было. На пике тайных отношений Уммы с Богом она просыпалась каждое утро в пять утра; выползала из постели, пока Апа все еще храпел, а его голова была пристегнута к аппарату для лечения апноэ[32] во сне, что делало его спящую фигуру похожей на декорацию для научно-фантастического фильма; затем ехала в церковь, где вместе с горсткой других набожных христиан, многие из которых также были корейскими иммигрантами среднего возраста, она вставала на колени и молилась от часа до полутора. Она возвращалась домой как раз вовремя, чтобы разбудить меня в школу, и странный огонек в ее глазах компенсировал форму, которую всегда принимали ее волосы, когда у нее не было времени их уложить. У меня есть такой же завиток на волосах, появившийся от неровного пробора, который отклонил прядь челки вправо. С ней не могут справиться даже самые стойкие гели для укладки и горячие утюжки для выпрямления.
Однажды в воскресенье, когда мне было семь лет – я была еще достаточно мала, чтобы думать, будто в Библии написана правда, а Бог – это добрый белый старик с бородой из облаков – Апа пошел с нами в церковь. Я не представляла, как именно Умме удалось заполучить его согласие присутствовать, но в тот день он был кроток и уступчив, даже согласился сменить свою обычную униформу из брюк цвета хаки и испачканной рубашки на темно-синий костюм и выглядел так, словно ему в нем невероятно неудобно. Возможно, это было как-то связано с тем, что в тот период они с Уммой больше нравились друг другу. Она напевала, готовя завтрак, а он насвистывал, бреясь, как будто они – счастливая благополучная парочка из телешоу.
– Почему Апа идет с нами? – спросила я в машине.
– Сегодня особенный день, – улыбнулась мне Умма в зеркало заднего вида.
Меня усадили на скамью рядом с Апой вместо того, чтобы отвести в подвал, как обычно. В то же время Умма исчезла внизу, чтобы переодеться в свое хоровое облачение. Мы оказались зажаты между двумя семьями, с которыми Умма была дружна. Я начала возиться с программой и уставилась на корейские буквы, пытаясь отыскать в тексте те несколько слов, которые я понимала.
– Вот это ты знаешь, – помогал Апа, указывая на фразы в брошюре.
Мне удалось расшифровать, что сегодняшнее чтение Священных Писаний было из книги Марка, что в ближайшую среду состоится благотворительный поход в столовую для бездомных и что церковь собирает пожертвования для зарубежных миссионерских поездок в Турцию.