Оказывается, Фил кое-что знает об осьминогах. Очевидно, морская биология является для него чем-то вроде дополнительного хобби. В детстве у него был домашний аквариум, в котором он держал крабов-отшельников и морских ежей. Он благодарит меня за подробные заметки о Долорес.
– Они были невероятно полезны, – говорит он.
Я открываю для него крышку аквариума, и Долорес всплывает на поверхность. Я позволяю ему покормить ее, и мы наблюдаем, как серебристая рыбка из ведерка опускается в голубую воду, а динамик продолжает монотонно проигрывать музыку где-то на уровне пола. Когда я бросаю ее ежедневную головоломку в воду, она решает ее в рекордно короткие сроки, и он восхищается.
– У моей четырехлетней дочери против нее никаких шансов, – смеется он.
Юнхи, кажется, довольна тем, как идут дела, а я не знаю, что со мной – поскольку несмотря ни на что мне трудно ненавидеть Фила.
Он просит меня провести экскурсию. Мы втроем проходим по основным экспонатам океанариума, и я рассказываю о животных, об их именах, их взаимоотношениях друг с другом, распорядке дня, уходе за ними. Я чувствую удивление Юнхи, и в других обстоятельствах меня бы это взбесило – но я, в свою очередь, удивляюсь тому, как приятно, оказывается, объяснять другим привычные после стольких лет работы в «Фонтан-плазе» вещи и спокойно отвечать на бесконечные вопросы Фила.
– Все это просто потрясающе, – отзывается он, лучезарно улыбаясь мне.
Я продолжаю ждать, что он ляпнет что-нибудь глупое, но это происходит только один раз, когда мы смотрим на стаю скатов, и он неправильно идентифицирует одного из них как орляковидного. Я поправляю его, объясняю, что на самом деле это ромбовый скат, он около секунды выглядит раздраженным, прежде чем признать, что я права.
Он спрашивает меня, откуда Долорес получила свое имя, и я отвечаю, что ее назвали в честь чьей-то бабушки. Ни с того ни с сего он говорит:
– Знаете, некоторые люди думают, что осьминоги – это инопланетяне. Якобы они из космоса.
– Я слышала эту теорию.
– Что вы об этом думаете? – спрашивает меня Фил. Похоже, он действительно хочет знать. – Вы здесь эксперт.
Лестно, когда тебя считают экспертом хоть в чем-то. Особенно когда большую часть времени проводишь, терзаясь мыслями о том, чего не знаешь, и мучаясь от того, что делаешь.
– Не знаю, – честно отвечаю я. – Такое объяснение не кажется совершенно невозможным, если хорошенько подумать.
– Верно, – говорит он, серьезно кивая. – Не думаю, что в мире есть хоть что-то совершенно невозможное. Я имею в виду: то, что люди сочли бы невозможным сотни лет назад, мы можем сделать сейчас за считаные секунды.
Я напоминаю себе, когда снова чувствую, как во мне поднимается раздражение, что он и правда так считает. Для белого человека с деньгами, инвестирующего в технологии, все новое воспринимается как прогресс.
– Конечно, – говорю я. – Это имеет смысл.
– Жаль, что наши государственные институты полностью потерпели неудачу в защите нашей планеты и ее чудес, – продолжает он с полным отсутствием иронии, как будто сам не имеет ко всему этому никакого отношения. – Но мы, те из нас, у кого есть ресурсы, должны сделать шаг вперед, верно?
Я киваю в знак согласия, как будто тоже принадлежу к этим «нам». Он рассказывает мне о домашнем океанариуме, который сейчас строит в своем доме в Пало-Альто, и о том, что аквариум Долорес там будет даже больше нашего. Он планирует наполнить его подводной растительностью, произрастающей в Беринговой Воронке. Он показывает мне фотографии помещения, где планирует все установить, и мне приходится с трудом сглотнуть, потому что это правда: резервуар намного больше нынешнего. В довершение всего, по его словам, он хочет построить исследовательскую лабораторию, основать финансируемое из частных источников предприятие с пристроенным к нему открытым для публики океанариумом.
– Единственный способ спасти этих великолепных созданий – это заставить людей проявить заботу о них, – подытоживает он, и, хотя мне неприятно, что именно он это говорит, я не могу не задаться вопросом, действительно ли Долорес будет лучше жить с кем-то, чей годовой доход значительно больше выручки океанариума, которая с каждым годом сокращается.
Юнхи просит Фила зайти к ней в офис, чтобы просмотреть кое-какие документы, прежде чем он уйдет. Он говорит, что перед этим хотел бы взглянуть на Долорес в последний раз, и мы идем в ее зал. Кажется, она спит, что необычно, и время от времени ее цвета слегка меняются – от кораллового к зеленому, от белого к черному.
– Это потрясающе, – заявляет он, но на этот раз его мальчишеское возбуждение кажется немного наигранным. Он проверяет свой телефон, как будто готов перейти к следующему запланированному делу.