Я не говорю ему, что постепенное изменение цвета Долорес означает, что она спит. Что то, что мы наблюдаем прямо сейчас – уникальная возможность заглянуть в сознание другого существа, столь непохожего на нас. Держа этот факт при себе, я в некотором смысле чувствую, что буду хранить частичку Долорес в своей памяти на протяжении долгого времени после того, как она уйдет.
Он спрашивает, можно ли ему прикоснуться к ней (вежливо, но выжидательно, как будто она собака в парке), и я хочу сказать «нет», но Юнхи бросает на меня предупреждающий взгляд – не угрожающий, но умоляющий. Она выглядит усталой, и даже умело нанесенный макияж не может скрыть темные круги у нее под глазами. Мне вдруг становится жаль ее, хотя я и не хочу испытывать к ней жалости. На кону и ее работа, если эта сделка не состоится.
Он опускает руку в воду и размахивает ею. Долорес открывает один глаз и протягивает щупальце к его ладони, которая, вероятно, кажется ей похожей на морской анемон[34], и на секунду я чувствую охватившую его нервозность.
– Ого, – восхищается он, когда она пробует его руку на вкус и нежно тянет за нее, будто это новая игрушка.
– Она не причинит вам вреда, – говорю я нейтрально, точно так же, как это сделал бы Апа.
– Надеюсь, что нет, – отзывается он, пытаясь пошутить, но не в состоянии скрыть тревогу.
Вот оно – высокомерие, лежащее в основе его любопытства и волнения, уверенность в том, что существо, которое он покупает, в которое вкладывает столько денег, не имеет права оказаться неудачной инвестицией. Облегчение, которое накатывает на меня, когда я понимаю, что снова могу испытывать к нему неприязнь, настолько велико, что, клянусь, Долорес умудряется прочитать мои мысли, потому что в следующий момент она брызгает на него водой. Он вскрикивает от неожиданности и с силой отдергивает руку, расплескивая еще больше воды на пол. Кто-то смеется, и на одно безумное мгновение я думаю, что это Долорес, хихикающая сама над собой, а потом понимаю, что смеюсь я сама.
– Боже мой! – восклицает Юнхи.
Наши взгляды встречаются, и мне кажется, что она тоже вот-вот расхохочется следом за мной, но она резко осознает серьезность ситуации – насколько сильно Фил взбешен, что этому осьминогу удалось выставить его дураком – и вытягивается по стойке смирно.
Я смеюсь так сильно, что начинаю плакать. Слезы текут по моему лицу, а Юнхи и Фил просто стоят и смотрят на меня так, словно считают меня сумасшедшей.
– Извините, – кое-как выговариваю я, – я просто… я никогда раньше не видела, чтобы она делала нечто подобное.
Долорес торжествующе взирает на нас из своего аквариума, меняет цвет на яркий бананово-желтый и надувается так, что становится едва ли не вдвое больше своего обычного размера.
– Тебе не следует так себя вести, милая, – говорю я ей, как только Юнхи выводит Фила из комнаты с вежливыми извинениями и множеством свирепых взглядов в мою сторону. Но я скармливаю ей дополнительную порцию еды, просто чтобы дать понять, что она молодец.
Рабочее время подходит к концу, когда Юнхи врывается в раздевалку, где я готовлюсь отправляться домой.
– Что это было? – спрашивает она. – Мне пришлось потратить целый час на то, чтобы его успокоить.
Я натягиваю куртку.
– Уж точно не цирковое шоу. Она не показывает фокусов. Если он покупает ее, то должен понимать, что она дикое животное.
– Тебе не стоило смеяться над ним. Он вообще-то важный человек, ясно? И эта сделка очень важна для нас.
– Ты имеешь в виду, важна для тебя?
Ее губы сжимаются в тонкую белую линию, я много раз видела подобное, и это значит, что она невероятно зла, но старается этого не показывать.
– Мне придется рассказать об этом Карлу и попросить его поручить передачу животного кому-нибудь другому, потому что ты, очевидно, не воспринимаешь этого всерьез.
Мысль о том, что именно Юнхи вздумала добиваться какого-то карательного административного ответа от Карла, заставляет меня покраснеть. Не потому, что меня волнует, что он может со мной сделать, а потому, что я ненавижу, когда люди привлекают вышестоящих, чтобы с тобой разобраться. Я захлопываю дверцу своего шкафчика.
– Валяй. Что ты собираешься сказать – что она разыгралась и в этом виновата я?
– Знаю, ты думаешь, что я делаю это просто для того, чтобы продвинуться по карьерной лестнице, но эта ситуация выше твоего понимания, ясно?
– Отлично. А я пошла домой.
– Я пытаюсь помочь тебе! – кричит Юнхи, и это, пожалуй, худшее, что она могла сказать.