При всем этом критерии делимости предмета исполнения в законодательстве так и не определены. Согласно п. 3 ст. 384 Гражданского кодекса Российской Федерации, если иное не предусмотрено законом или договором, право на получение исполнения иного, чем уплата денежной суммы, может перейти к другому лицу в части при условии, что соответствующее обязательство делимо и частичная уступка не делает для должника исполнение его обязательства значительно более обременительным.
Учитывая, что законодатель оперирует термином «делимое обязательство», вполне оправданным было бы официальное закрепление соответствующей дефиниции. К таковым можно было бы относить денежные обязательства, а также иные обязательства, объектом которых являются делимые вещи. Что касается обязательств по оказанию услуг и выполнению работ, то их следовало бы признавать делимыми в случае возможности исполнения по частям, с тем условием, чтобы каждая часть имела самостоятельное значение и могла выступать объектом аналогичного первоначальному права. Если же раздел объекта обязательства невозможен, а уступка части требования произошла, на стороне кредитора будет образовываться множественность лиц.
Аналогом понятия делимого обязательства является теория общей собственности на имущественное право, разделенное между несколькими кредиторами по различным основаниям. В частности, на двойной смысл термина «право собственности» указывал, в своих работах Р. Саватье. Он отмечал, что право собственности – это всегда право, а, следовательно, бестелесное имущество. Это право представляет собой совокупность всех правомочий, которые могут осуществляться в отношении конкретной вещи, представляющей собой телесное имущество, либо в отношении абстракции, которую юридическая техника превратила в бестелесное имущество. Термин «право собственности» стал настолько эластичным, что иногда говорят о собственности на права требования. Но в этом случае сам характер права требования таков, что даже если назвать его «собственностью», оно может быть противопоставлено обязанности только определенных лиц – должников77.
Описанные теоретические конструкции активно воплощаются в практике.
Так, кредитная организация обратилась в арбитражный суд с иском к обществу с ограниченной ответственностью о взыскании суммы долга по кредитному договору путем обращения взыскания на заложенное имущество.
Согласно материалам дела во исполнение кредитного договора банк выдал ответчику кредит в размере, предусмотренном кредитным договором. Кредитное обязательство было обеспечено залогом принадлежащего заемщику имущества (автомобиля). В дальнейшем банк уступил часть права (требования) возврата кредита истцу. При этом в соглашении об уступке права (требования) также было указано, что цедент уступает права по договору о залоге пропорционально переданной части основного долга.
В связи с наступлением срока возврата кредита и неисполнением ответчиком обязательства по его возврату был предъявлен иск.
Решением суда первой инстанции соглашение об уступке права (требования) в части уступки прав по договору о залоге признано ничтожной сделкой, в иске отказано.
Суд указал, что в силу залога кредитор по обеспеченному залогом обязательству имеет право в случае неисполнения должником этого обязательства получить удовлетворение из стоимости заложенного имущества преимущественно перед другими кредиторами должника. Таким образом, залоговое обязательство является неделимым. В спорном соглашении установлено, что право по договору о залоге передается пропорционально переданному основному долгу, то есть фактически право залога уступается в части. Это противоречит указанной статье Закона, поэтому спорная сделка является ничтожной в части уступки прав по договору о залоге.
Суд кассационной инстанции решение суда отменил, дело направил на новое рассмотрение, признав правильным вывод суда первой инстанции о неделимости права залога, указав при этом, что окончательные выводы суда не основаны на законе и материалах дела. Стороны при заключении соглашения об уступке права (требования) не имели в виду частичную уступку права залога. Воля сторон была направлена на укрепление уступленного основного долга имеющимся залоговым обеспечением. Кроме того, спорное соглашение преследовало также цель сохранения права залога и за цедентом. Исходя из изложенного, суд кассационной инстанции указал, что воля сторон не была направлена на уступку части прав по договору залога. Поэтому данное соглашение не является ничтожным. В спорном соглашении стороны не указали, что переход прав по договору о залоге влечет за собой полную замену кредитора в залоговом обязательстве. Поэтому в результате перехода прав по договору о залоге на стороне залогодержателя образовалась множественность лиц. Следовательно, цедент и цессионарий являются сокредиторами по залоговому обязательству78.
78
П. 20 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 30.10.2007 № 120 «Обзор практики применения арбитражными судами положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации» // Вестник ВАС РФ. – 2008. – № 1.