Он протянул руку, а в ответ послышался звук взводимого курка.
— Прости… — прорычал Алексей, разворачиваясь.
«А я думал стекло у нас пуленепробиваемое. Хотя, может, и так, но зверепробиваемое оно отлично», — подумал Матвей, наконец расслабленно откинувшись на пол. Тоскливый вой, раздавшийся с улицы, оповестил, что Алексей успешно приземлился, спрыгнув с высоты третьего этажа, и теперь удаляется в сторону подступающей к стенам центра тайги.
— Говорила же тебе, держи под рукой пистолет. Может, для изменённого он как слону дробина, но народ привлёк бы, — отчитывала Матвея Надя, уже распаковывая спасательный пакет с медикаментами.
Её руки буквально мелькали над его телом, срезая одежду, осматривая ранения одновременно с оказанием медицинской помощи.
— Надежда, ты же знаешь…
— Да-да, ожидать, значит, провоцировать. Зато лучше, когда человек человеку друг, товарищ… и корм, — резко произнесла девушка, затягивая повязку.
— Надо окно поменять. Сегодня дождь ожидается, не стоит лишаться лаборатории, — перевёл тему Матвей. «Эх, Лекс, как же ты под дождем… У тебя даже шансов теперь нет…»
— Сейчас парни уже подтянутся. Вашу милую беседу с Лешкой слышно было издалека.
— И про парней. Аня, если я говорю «приведи кого-то», значит, найди мужчин, а не…
— Слабых и беспомощных женщин, которые спасли твою шкуру, Матвей! — прервала его речь Надя. — Пора уже забыть о предрассудках. Мы все здесь теперь на передовой, и трансген не смотрит, кого забирать. Так что лучше помолчи. И вообще, отдыхай уже, пока «Баюн» из тебя выйдет.
Матвей отметил, как Надежда незаметно потёрла руки друг о друга, стараясь избавиться от дрожи в пальцах. «Может и хорошо, что Эмма в бункере. Она не увидит столько крови, безысходности и… Как же я по ней скучаю…»
Воспринимать реальность становилось всё сложнее. Казалось, что он уже не здесь, и его касаются руки не Нади, а Эммы. Нежно и ласково, а не деловито штопая его шкуру. Лёгкое прикосновение к щеке, и девушка вырвалась из его объятий, как тогда, на берегу океана. Он наблюдал, как Эмма смеётся, вбегая в пену волн… и не мог остановить ее. Матвей кричал, но его перебивал шум океана и крики чаек.
— Нет, Эмма! Вода заразна! — Он попытался подняться, но что-то удерживало его, и Матвей в раздражении стряхнул тяжесть навалившегося тела, поднимаясь… И тут же падая назад. Руки вывернуло в плечах, что-то продолжало удерживать его.
— Эмма, вернись!
— Тш-ш-ш, всё в порядке, — успокаивал его голос. — Она в бункере. Матвей, очнись.
Но он же видел! Эмма вбегала всё дальше в океан, счастливо смеясь и расплескивая воду. Промокшая одежда очерчивала хрупкую фигурку. «Надо поймать, остановить, спасти!»
Щеку обожгло ударом, и тут же испуганный шёпот коснулся слуха:
— Прости. Прости. Прости…
Но ярость уже застилала сознание. «Да как они посмели!»
С рычанием он рванул вперед, слыша хруст то ли ломающегося металла, то ли костей.
— Ну же, успокойся. Ты только хуже себе делаешь, сам же привязи на кроватях проверял. Матвей, очнись! Это Надя.
«Надя? Что она здесь делает? Её не было с нами в той экспедиции. Неужели?»
Кровавая пелена ярости спала с сознания. Он не видел больше океана и пенных волн, не было серого камня с белыми разводами соли. Крики чаек сменились лихорадочным писком приборов. Солнечный свет потускнел, превращаясь в световую панель над кроватью… в небольшой комнате лазарета.
— Снова кошмар, — скорей утвердила, чем спросила Надя, усаживаясь в пододвинутое ближе кресло.
— Такой настоящий… — проговорил Матвей, не глядя на неё.
— Ты же знаешь, что релаксант…
Матвей лишь кивнул, откидываясь на подушку. Несколько секунд он молча смотрел в потолок, возвращаясь в реальность. Жутко хотелось пить, но сейчас было нельзя. Даже очищенная вода могла спровоцировать приступ агрессии.
— Выпей.
Девушка поднесла к его губам фляжку, но, несмотря на всё сильнее мучившую жажду, Матвей отвернулся.
— Ты же знаешь, что нельзя.
— Пей давай, это не вода. Вернее, вода, но только на шестьдесят процентов.
— Нельзя, — мотнул головой Матвей. — Надо идти дальше работать.
— Куда ты в таком состоянии! — возмутилась Надежда. — Выпей, помяни Алексея, — сменила она тактику.
— Он жив, — возразил мужчина.
Так хотелось поверить в чудо. Что Алёшка справится. Что он вернется. Найдет способ…
— Фактически уже нет, — тихий голос Нади прервал его фантазии.
Ноющее чувство тоски, перемешанное с чувством вины, резануло будто тупым ножом. Пока что тупым, благодаря релаксантам… Ещё одна смерть близкого человека, в этот раз друга, ложилась очередной зарубкой на его и так истерзанной совести.