Он начал кричать, когда они захлестнули ремнем наручники и грудную клетку, умоляя его оставить. Они игнорировали его мольбы: приподняв его, перебросили ремень себе через плечи, чтобы тащить его за собой. Пятками парень скреб по земле и на каждой неровности громко вскрикивал.
Можно было подумать, что они изловили дикое животное.
Маршалы всегда вели себя как трусы: проводили свои облавы глубокой ночью, чтобы их не увидел какой-нибудь мягкосердечный старичок, который мог бы вмешаться.
В нашем кустистом укрытии мы прижимались друг к другу. Это согревало Тайлера, предотвращая его кашель, и помогало нам всем не издавать ни звука. От каждого крика мы вздрагивали. Если бы тут оказалось больше мирников, мы смогли бы налететь на маршалов сзади и кусаться, лягаться и царапаться, пока паренек не убежал бы.
Крики стихли, когда они зашли в переулок. А потом мы услышали, как включился мотор. Маршалы уезжали, удовлетворившись одной поимкой. Они захватили одного – и выполнили свою норму. Вот только завтра они вернутся.
Тайлер наконец кашлянул, а потом засипел и снова закашлял. Мы выползли из кустов, чтобы поднять его с сырой земли. Майкл снял толстовку и надел ее на Тайлера, чтобы ему стало теплее. Они прижались друг к другу на бетонном крае клумбы, а я начала ходить туда и обратно.
– И что нам теперь делать? – спросил Майкл. – Мы остались без спальников.
– И без моего шокера. – Я судорожно сглотнула, вспомнив оружие маршала. – И без бутылок для воды, – добавила я. – И без всего, что нам удалось сохранить, отыскать или сделать.
Мои слова повисли в холодном воздухе: их безнадежность была невыносимой. И тут Тайлер внес свой вклад:
– Моя робособачка! – сказал он.
Он выпятил нижнюю губу. Она дрожала, как он ни пытался поймать ее зубами. Это была не просто игрушка и даже не просто его последняя игрушка: это была последняя игрушка, которую ему подарила наша мама. Будь я добрее, я бы призналась, что понимаю его чувства, что я не менее остро переживаю из-за потерянных фотографий родителей. Это были зацепки для памяти – и мы их лишились навсегда. Наша прежняя жизнь, та, которая была у нас совсем недавно, стала историей – историей недокументированной. Последняя нить была оборвана.
Но я держала все это в себе. Истерика – это не вариант.
– Что нам теперь делать? – спросил Тайлер. – Куда мы пойдем?
У него начался новый приступ лающего кашля.
– Здесь оставаться нельзя, – тихо сказала я. – Завтра маршалы сюда вернутся, и не одни – раз уж кого-то смогли отловить.
– Я знаю другое здание, – сказал Майкл. – Недалеко, минут двадцать хода.
Другое здание. Опять жесткий холодный пол. Опять временное жилье, которое мы займем незаконно. У меня внутри что-то оборвалось.
– Нарисуй мне план.
Я забралась в карман толстовки и извлекла оттуда контракт, от которого оторвала четвертушку.
– Зачем? – спросил Майкл.
– Я приду к вам позже.
Я отдала листок Майклу, и он начал рисовать.
– А ты куда пойдешь? – спросил Тайлер охрипшим голосом.
– Меня не будет день или два. – Я посмотрела на Майкла. – Я знаю, где можно раздобыть денег.
Майкл оторвался от своего плана и посмотрел мне в глаза.
– Кэл! Ты уверена?
Я посмотрела на измученное лицо Тайлера, на его запавшие щеки и мешки под глазами. От дыма его состояние ухудшилось. Если он разболеется и не выживет, я себе этого никогда не прощу.
– Нет. Но все равно пойду.
До Беверли-Хиллз я дошла только к 8.45. Магазины еще не открывались. Я проходила мимо немногочисленных старичков в массивных драгоценностях и слишком ярком макияже. Современная медицина легко могла продлить старичкам жизнь до двух сотен лет, но не в состоянии была научить их не становиться настоящими пугалами. Толстенькие старички открыли дверь какого-то ресторана – и нос мне начали дразнить ароматы яичницы и поджаренного бекона. У меня забурчало в животе.
Эти богатенькие старички вели себя так, словно уже успели забыть о том, что в стране недавно была война. Мне ужасно хотелось хорошенько встряхнуть их и спросить: «Неужели вы забыли? Как никому не удавалось победить в морских сражениях, которые шли в Тихоокеанском бассейне, и потому на нас послали ракеты с вирусными боеголовками? А мы пустили в ход свое противоэлектронное оружие, которое обрушило им компьютеры, самолеты и рынки акций?»
Это же была война, люди! И в ней никто не победил. Ни мы, ни страны Тихоокеанского бассейна. Меньше чем за год лицо Америки изменилось: в стране остались немногочисленные новички вроде меня, тонущие в море седовласых старичков: зажиточных, сытых и на все наплевавших.