Никто не ответил. Я развернулся и начал проталкиваться в совершенно другую сторону, чтобы проверить одну идею.
Лестница оказалась рядом с боковым входом, пролеты уходили вверх и вниз. Никто ее не охранял. Наверное, копы уже скоро сообразят, что надо заткнуть и эту дыру, поэтому я побежал вверх со всех ног. Ворвался в двери третьего этажа и помчался по коридору. Направился прямо к посту дежурной медсестры, где успел побывать утром. По дороге я перешел на шаг, но все равно двигался быстро. Вокруг было полно врачей и сестер, люди разговаривали вполголоса. Вероятно, большинство раненых доставили сюда, в реанимацию.
Я услышал, как кто-то сказал:
— Стрелок. Полминуты назад. Реаниматологи уже там.
По другую сторону белых дверей было поспокойнее, несколько человек стояли у палат, вглядываясь сквозь стекло. Я добежал до конца коридора, распахнул дверь в палату Стеф.
Кровать была пуста.
Она была пуста и не прибрана, да и в целом палата не выглядела так, словно здесь готовились к приему нового пациента. Словно заклинание, повторяя себе под нос слово «нет», я кинулся к тумбочке у кровати. Лекарства, запасная ночная рубашка. И сумочка Стефани.
Но где же она сама? Неужели кто-то успел добраться до нее раньше?
Уличной одежды я не увидел и счел это добрым знаком. Я выскочил обратно в коридор, едва не столкнувшись с кем-то в белом халате. Вдруг я узнал человека, и мы оба одновременно обернулись. Это был тот самый доктор, с которым я разговаривал утром.
— Где она? — сердито спросил он.
— Вы меня спрашиваете?
— А вы не знаете?
— Разумеется, не знаю, иначе не искал бы ее. Я звонил в больницу полчаса назад. Она ответила, значит, тогда еще была здесь.
— Я заходил в палату к вашей жене десять минут назад, но ее уже не было. Я обошел весь этаж, разыскивая ее.
— Боже! — воскликнул я. — Вы никого здесь не видели? Того, кого здесь не должно быть?
— Да вся больница набита теми, кого здесь не должно быть! — ответил он. — В данный момент невозможно разобраться, кто должен быть здесь, а кто — нет.
Доктор вдруг понял, до какой степени я встревожен, и мысленно вернулся назад.
— А… кого вы имеете в виду?
— Неважно. Я найду ее, — сказал я, удаляясь по коридору. Если я переполошу доктора, моя задача не сделается от этого проще. — Наверняка она вышла погулять. Стефани такая, ненавидит сидеть в четырех стенах. Если найдете ее раньше, скажите, чтобы никуда не уходила, ладно? Скажите, что я здесь.
— Скажу. Ей стало немного получше, но лечение предстоит долгое. Ей необходимо провести некоторые процедуры, и прямо сейчас.
— Понял. — Я остановился, чтобы выслушать его — этот человек даже не подозревает, какая опасность в действительности угрожает Стеф, несравнимая с той, что была в бутылке вина, — а затем спешно вышел к столу медсестры.
Нельзя болтаться по всей больнице, надеясь на удачу, — стоит свернуть не туда, и окажешься еще дальше от цели. И как бы мне ни хотелось двигаться, делать что-то, для начала пришлось остановиться и подумать.
Будем считать, что за Стефани никто не приходил. Я должен так считать. Если я буду думать иначе, значит, я опоздал и все мои поступки уже не имеют никакого значения. Эта мысль мне невыносима.
В таком случае она куда-то ушла сама.
Итак, Стефани была отравлена. Не знаю, сказали ли ей об этом врачи, догадалась ли она сама, но полчаса назад в телефонной трубке раздался истерический (по меньшей мере придушенный и взволнованный) голос мужа, который велел ей одеться и быть наготове. Подумав: «Ладно, конечно, это странно, но, кажется, серьезно», она сделала то, о чем он просил. Муж едет дольше, чем она рассчитывала (я ехал от дома на предельной скорости, но из-за вечерних пробок все равно задержался). Она начинает нервничать. И сидеть в палате полностью одетая Стеф тоже не может, потому что стоит туда заглянуть медсестре, как та сейчас же поймет, что готовится побег, будет спрашивать, в чем дело, и потребует, чтобы больная немедленно легла в постель, как и полагается больной. И тогда Стеф отправляется гулять по зданию или по этажу и ждет меня, чтобы выйти сразу, как только я подъеду.
Такая версия мне понравилась куда больше, чем та, в которой кто-то приезжает раньше меня. Но все равно было неясно, что делать дальше. Врач сказал, что уже осмотрел весь этаж. Насколько внимательно? Он наверняка смотрел только в тех местах, где обычно бывают пациенты (уборные, автоматы с чипсами), а вовсе не заглядывал в каждый угол и за каждый поворот. А в больнице полным-полно углов и поворотов. Есть ли у меня время заглядывать повсюду, когда Стеф может вовсе не быть на этом этаже?
Народу вокруг поста медсестры поубавилось. Кто-то взял происходящее под контроль, и одна из сестер, когда я проходил мимо, даже проводила меня пристальным взглядом, пытаясь определить, имею ли я право находиться здесь. Я и сам не знал. Складывалось впечатление, что все смотрят на окружающих с подозрением, и на какой-то миг у меня закружилась голова при мысли, что все, кто здесь находится, проникли сюда нелегально и участвуют в каком-то заговоре, сути которого мне не понять: медсестры, санитары, предполагаемые пациенты и так называемые родственники. И абсолютно любой из них мог бы затолкнуть тело Стеф в какой-нибудь шкаф, а потом наслаждаться, глядя, как я мечусь в поисках жены, и у любого может оказаться пистолет в кармане, в сумочке, под белым халатом, и любой только и ждет удобного момента, чтобы схватить меня под аплодисменты публики. Может, это соревнование? И все это было разыграно, все здесь актеры и статисты? Может, так было всегда, повсюду в мире и я единственный, кто ни о чем не подозревает?
Я быстро прошелся по этажу, но никого не нашел. Под конец меня осенило, что Стеф могла спуститься на первый этаж, к выходу, и ждать меня там. Мне показалось, что это самое логичное объяснение — Стеф отличается острым умом, прекрасно анализирует и делает выводы, и я просто полный идиот, что сразу об этом не подумал.
Мне не хотелось ехать на лифте, чтобы спуститься прямо в толпу полицейских, поэтому я вернулся к дальней лестнице и потопал вниз пешком. Я знал, что Стеф нет у северного выхода — во всяком случае, ее там не было десять минут назад, когда я сам входил через ту дверь. Через несколько минут я выяснил, что ее нет и у восточного выхода.
Оставался только главный вход. Все равно мне придется идти в ту сторону.
Я быстро зашагал по коридору, ведущему к главному входу. Народу здесь было уже поменьше, хотя в самом конце скопилась небольшая кучка людей, один из которых был явно похож на репортера. Я не знал, что подумает Стеф, увидев в больнице такие толпы. Когда я уходил от нее утром, она плохо соображала, и вряд ли за это время у нее в голове окончательно прояснилось. Надо мне было хотя бы намекнуть, чего я опасаюсь, а лучше все ей рассказать. Тогда было бы проще предугадать ее действия, если бы я знал, что она вникла в ситуацию.
Я попытался позвонить ей еще раз. Пока шли гудки, я понял, что хватаю воздух ртом, и попытался успокоиться.
Внезапно я услышал ее голос, жалобный, надтреснутый.
— Билл?
— Стеф! Где ты?
— В кафетерии. А… а ты уже здесь?
— Да, я в больнице, — сказал я. — Здесь. Все в порядке. Но почему ты в кафетерии?
— Я хочу, чтобы все было правильно. И сейчас самое время, правда? Ты всегда так говоришь. Что самое время действовать — сейчас. Завтра начинается сегодня.
— Стеф… о чем ты? — Я снова сорвался с места, отыскивая на стене план здания, пытаясь найти карту. — Чтобы что было правильно?
— Все, — голос звучал смущенно, но решительно, словно она пыталась выстроить в уме сложную логическую цепочку, но разум отказывался содействовать. — Он позвонил через пять минут после тебя. И я подумала: это ведь ничего не значит? Просто развлечение. Я очень на тебя злилась, вот и все. Так что пойми.
— Кто позвонил, милая? — Я наконец-то нашел план больницы и выяснил, где находится кафетерий, — на другом конце здания. Собравшись с силами, я спешно двинулся в том направлении. — О ком ты говоришь?