На его колене восседаю я, прижатая мощным корпусом Петра к перилам. Он практически окружил меня со всех сторон, взял управление ситуацией в свои руки и думает, что все пойдет по его плану.
Петр не орет как я — он шепчет прям в ухо. Шепот этот и леденит и обжигает одновременно:
— Покажешь! И паспорт — и все, что я посчитаю нужным, покажешь!
Слова откликаются во всем теле дрожью, волна которой собирается в районе бедер и там теперь живет, потряхивая меня время от времени.
Ну, так-то да. И покажу, и расскажу. Деваться мне в этом положении некуда. Сидя на коленке далеко не ускачешь.
Открываю глаза и мгновенно снова зажмуриваюсь. Под прицелом васильковых очей очень неуютно и мой боевой настрой быстро тает.
Реальных варианта у меня два: либо чистосердечное с надеждой на смягчение наказания, либо — действовать прям сейчас, взяв в подмогу тактику “лучшая защита — нападение”.
— Окей, показываю! — приоткрыв один глаз разворачиваюсь бочком, засовываю руку в карман, как-будто за паспортом, но в последний момент замираю, а потом с новой силой ору.
— Но только — после тебя! — тычу в онемевшего от неожиданности синеглазого и продолжаю голосом трамвайного кондуктора, поймавшего “зайца”-безбилетника (да-да, я еще помню, как в трамваях ездили по билетикам).
— Ты! Ты сам то — кто? Появляешься внезапно, как жар в груди начинающей климактерички, сходу приклеиваишь мне на лоб удобный тариф — не потрудившись разузнать, по адресу обратился или нет, — снова ору, одновременно слежу за реакцией Петра и жду удобного момента, чтобы начать действовать.
Пусть он вспылит и начнет ругаться! Или пусть станет мне что-то доказывать — что, типа, не он такой, а жизнь такая. А еще лучше — пусть с чувством, толком, расстановкой отчитает меня за плохое поведение…
Но Петр быстро справился с первой реакцией, а теперь молчит и просто наблюдает — каким будет мой следующий шаг. И тогда мои изрядно потрепанные за сегодня нервы не выдерживают и я скатываюсь на откровенно глупую претензию:
— Да и вообще — чего ходишь за мной весь вечер, как привязанный?
— Как привязанный? Весь вечер? — Петр, забыв повышает голос и я понимаю, что последней фразой попала в точку! Мне даже приходит мысль, что это фраза не про сегодняшний вечер, а про какую-то другую, его личную историю.
Я тут же чувствую, что близкий контакт с Петром становится все менее безопасным, поэтому, вывернувшись из под его руки, соскальзываю с колена и отступаю по пирсу вглубь. Туда где только море властвует над миром…
Оглядываюсь через три шага и кричу с пирса:
— Я еще с морем сегодня не поздоровалась! Хочу побыть с ним наедине. И вот тебе возможность доказать, что ты не ходишь весь вечер за мной как привязанный.
Больше не оглядываюсь. Уверена, что Петр, попавший в ловушку собственных убеждений и, может быть, гонора, не идет за мной. И я предвкушаю, что у меня будут три-пять минут, когда никто не помешает мне заглянуть себе в душу. Весь вечер мне так этого хотелось — и так этого не хватало.
— Ну, здравствуй, морюшко! — смотрю, как волна накатывает на волну, слышу как бьется прибой о сваи, на которых держится пирс и ветер свистит над ушами и бесцеремонно треплет мои локоны.
Все эти звуки переплетаются в один ответ — так морюшко отвечает на мое приветствие.
Вдруг небо снова озаряют разноцветные всполохи. Оборачиваюсь к берегу — громкий хлопок и на темном фоне вырастают причудливые световые фигуры.
Праздничный салют продолжается?
Издалека слышен гул голосов. Сначала это просто какофония звуков. Я затаилась и стараюсь разобраться — да, я теперь различаю отдельные слова.
И среди этих голосов один — самый громкий и самый родной говорит мне то, что я больше всего хочу сейчас услышать:
— Лесёныш — прыгай! Я тебя поймаю — давай, прям в руки! Жду-у-у-уууу!
Я делаю еще один шаг вперед, другой. И понимаю, что теперь стою на самом краю пирса. А под ногами плещет морюшко…
Глава 16
Это могло бы быть очень красивое и по-киношному эпичное завершение истории. В которой я — с небольшими поправками на эпоху и обстоятельства — как минимум, Джейн Эйр 21 века.
Живо представляю “картинку” целиком: камера наезжает со стороны моря, я стою на самом краю пирса, на фоне побережья. В небе догорают фейерверки и за кадром большой симфонический оркестр выводит эпическую коду.
Флешбэком в ушах:
— Лесёныш — прыгай! Я тебя поймаю — давай, прям в руки! Жду-у-у-уууу!
Я готова шагнуть — вперед и вниз — со словами “Иду к тебе, любимый!”. На экран выплывают финальные титры.