— Мы…у нас….Хотя бы у нас можем что-то сделать, изменить…Бесплатно ведь будет… — всхлипывая, начала Таня. Но тут, не выдержав, уронила голову на руки, и зарыдала, не таясь.
Я впервые видел Таню плачущей. Вообще, любые её эмоции, кроме ледяного спокойствия или едкого сарказма, были словно надёжно скрыты под замком. А тут…
Поэтому я сделал то, чего бы от меня ждала Железный Феликс — встал и покинул ее кабинет. Потому что попыток её успокоить, жалости она бы мне ни в жизнь не простила.
Допник, допникам* — дополнительный офис, сотрудники этого офиса.
Road card* (англ " дорожная карта") — карта проекта по пунктам.
Губер*- губернатор
18. Обратный отсчёт. Милана
Ковыляя в туалет, прикусила губу в надежде хоть ненадолго перебить острую боль в лодыжке. В тот день, когда мне удалось дозвониться в 112, и я сбивчиво начала диктовать оператору адрес, где меня держат в плену, Влад, ворвавшись в помещение, избил меня. Избил и изнасиловал. " Я убью тебя, сука!" — рычал он, терзая мое тело. Синяки не сходили ещё несколько дней. Да и сознание было на грани- если раньше Влад, с видом героя-добродетеля приносил мне книги, каждый раз уговаривая принять его предложение, то сейчас я сходила с ума в четырех стенах. Однажды мне даже показалось, что я слышу шум драки и крики Протасова.
День и ночь для меня стали лишь словами — я спала урывками, по паре часов, просыпаясь и бесцельно слоняясь из угла в угол. Влад приносил еду, но я почти не прикасалась к ней, изредка заставляя себя проглотить несколько кусочков.
— Мила. — раздался ненавистный голос, пока я натягивала на себя брюки. На этот раз я даже не вздрогнула — лишь презрительно усмехнулась, глядя на измученную девушку в отражении зеркала над раковиной. Влад, нужно сказать, подготовился — оборудовал здесь все, что нужно, чтобы держать ненужных жён взаперти. Вот только не учел одного- и сам палач, сам мучитель, невольно привязывается к жертве. Остаётся с ней один на один, отринув весь остальной мир. Так и сейчас — мы будто местами поменялись. Я стала собранной и холодной, четко знающей, к какой, пускай и страшной, цели иду. А он…Влад стал моим пленником. Все чаще заходил, почти не прикасался. Пытался задобрить подарками или едой, одеждой (в его извращённой системе координат, видимо, было вполне себе нормальным — искалечить человека физически и морально, а потом дорогим подарком решить всё, заставить забыть о боли, которую он принёс). Просил подумать о будущем, выдавая раз за разом всё более безумные его версии.
— Мила, ты снова не ела? — как-то заискивающе спросил Влад, входя с пакетами в руках. Дверь даже не закрыл- в последнее время он этим не утруждал себя, поверив в то, что моя воля сломлена. И почти не ошибся. Стараясь сдержать боль, я прошла мимо, равнодушно скользнув по нему взглядом. Влад был не в лучшем своем виде- растрёпанный, в мятой одежде. Даже до кровати, на которую я присела, доносился застоялый Шлей алкоголя. Точно муж, к сожалению, даже не бывший, несколько дней не просыхает.
— Мила, так нельзя. — поставив пакеты на пол, подошёл ко мне Влад. Но сел…на пол, у моих ног. Обняв их руками, поднял глаза, услышав, как я зашипела от боли — Где болит, Мил? — встревоженно стал лёгкими движениями ощупывать от коленей вниз. Точно и не знал, не помнил, как избивал меня, как толкал на пол, как… Задержав дыхание, я замерла — нужно успокоиться. Не показывать эмоций.
Влад, не найдя причины моей боли, встал на колени, заглядывая мне в глаза:
— Мила, девочка моя. — невероятно нежным голосом начал он- Пожалуйста, выслушай меня. Я…не могу так больше. Знаю, я- урод, и ты вряд ли когда-нибудь сможешь… — он нервно сглотнул, опустив ладони мне на бедра — Простить меня. Но я буду стараться заслужить твое прощение. Клянусь, Мил. Я буду нежным с тобой, очень нежным. Ты никогда не узнаешь о моих… — он хотя бы для приличия на секунду замялся- Встречах с другими. Они- так, шлюхи, чтобы стресс снять, а ты…Знаешь, я всегда чувствовал, что ты, твой отец выше меня, что я даже на каплю не равен вам. Что должен каждый день заново заслуживать шанс быть рядом — выдавал он всё новые и новые порции безумия. А мне стало ясно, что не последнюю роль в дестабилизации его психики сыграл мой отец. И, увы, с благими намерениями- сперва поговорив с будущим зятем о том, что решил снизойти до решения доверить ему свою дочь. И что хоть он не такого зятя желал бы, но раз я люблю Влада, он примет его в семью. Думаю, папа не преминул ещё раз указать Владу на разницу в нашем положении (этого я никогда не понимала — мы ведь в двадцать первом веке живём, а не в в восемнадцатом), и о том, с какими людьми он мог породниться благодаря моему браку. Ну а дальше- завещание, составленное действительно, снова так, чтобы выставить Влада зависимым и слабым. Вновь дать ему понять, что он здесь из величайшей милости. И этого я тоже не могла одобрить — разве правда всегда на стороне того, у кого деньги?! Разве тот, кто вступает в отношения с меньшим количеством денег или же вовсе без них, всегда плохой и корыстный? Или же наоборот — деньги гарантируют порядочность и отсутствие плохих намерений? Но у отца, к сожалению, была своя философия, из-за которой мы часто ссорились. Впрочем, быстро мирились, да и ссоры больше походили на философские споры, где каждая сторона старалась аргументировать свою позицию, а не задеть оппонента.
Да, я всё это знала, понимала, где-то даже сочувствовала Владу. Но ни простить, ни заново принять уже не могла. Словно в каком-то фантастическом фильме я случайно увидела, какое мерзкое чудовище сидит внутри красивой оболочки, теле моего мужа. Да и как простить подобное, как верить дальше?
— Мила, если ты…ну, из-за других женщин. — неверно истолковал он моё молчание- Я просто не могу с тобой….так….как с ними. Я причиняю тебе боль- а больно самому. — он уткнулся лицом в мои колени, плечи Влада стали сотрясаться в беззвучном пьяном плаче. Крокодильи слёзы!
Прежняя Мила уже упала бы на пол рядом, обнимая мужа. Захлебываясь слезами, твердила бы, что любит, что они справятся, переживут. Та Мила, которой мне так и не удалось стать- уважающая себя, уверенная, умная. О, она бы сейчас, сладко улыбнувшись, соглашалась с каждым его словом, ласкала бы взглядом и не только. Делала всё, чтобы понравиться, втереться в доверие, добиться того, чтобы Влад, опьянённые не алкоголем, а её неожиданной покорностью его воле, вынес бы жену на руках из этого мерзкого места. Всё, ради того, чтобы спастись, сбежать.
Увы, но я была лишь Милой настоящей. Трусливой, раздавленной насилием, предательством самых близких людей. Это невероятная боль- осознавать, что мужу ты нужна лишь ради денег. А крёстный, что был тебе точно родной отец, видел в тебе отнюдь не дочь.
— Милааа, я прошу тебя. — Влад поднял голову. Его глаза опухли и покраснели, влажные блестящие слёзы блестели на концах длинных ресниц. Прекрасное чудовище! Точно сама природа в насмешку облекла гнилую мерзкую душу в столь восхитительную внешность. Правда, и эта красота уж не ввергала меня в тот благоговейный трепет, что раньше.
— Что, в завещании был какой-то пункт о том, что я всегда должна быть рядом? — с издёвкой бросила я, Влад как-то страдающе взглянул на меня.
— Если бы. — только и сказал он, вставая с колен. Ссутулившись, точно старик, он прошел к большим пакетам — Я тут доставку заказал. Всё, что ты любишь. — стал выкладывать он еду на стол, но я лишь отвернулась. Скорей бы он ушел. Опять навалилась усталость, веки стали закрываться сами собой. Ухватившись рукой за изножье кровати, я моргнула несколько раз- и очнулась уже в руках мужа. Прижавшись ко мне всем телом, он оплел меня руками и ногами, точно боялся, что убегу.
Но что это? Я аккуратно приподняла голову, озираясь вокруг- мы лежали в одной из гостевых на первом этаже. Там, где в отсутствие отца, был наш с Владом первый раз.
— Ты такая красивая… — с придыханием произнес Влад, что, оказывается, не спал, глядя на меня так, как я мечтала, чтобы он взглянул, несколько лет назад. Точно восхищался, точно жаждал и любил.