Почти в двенадцать я попадаю домой. Еще с какой-то детской надеждой надеялась увидеть его машину у подъезда дома. Но нет. И в телефоне тишина. Предпринимать каких-либо попыток с ним связаться я не намерена. Мне четко дали понять, что моя очередь может быть будет завтра.
Ополаскиваюсь в душе и, заварив чай с ромашкой, забираюсь в постель, включив телевизор. Долго не могу найти что-то стоящее, чтобы посмотреть. В итоге выключаю телевизор, бросив попытки.
Отставляю нетронутый чай, падаю на подушку и пялюсь в потолок. В груди все ноет. В голове каша из сомнений и какой-то катастрофически быстро накатывающей истерики. Закрываю глаза, не в силах сдержать слезы, всхлипываю.
Дура. Боже, какая же я дура. Сама виновата в том, что позволила все это. Сама виновата в своих страданиях. Никому это не нужно. Так какой смысл рвать себе душу?
Глава 17
Ждана
Трель будильника врывается в тяжелый и липкий сон. Еле открыла глаза. Ресницы слиплись от высохших слез. Жуткое желание свербит позвонить в институт и сказать, что я заболела. Но… не могу. Хорошего эта выходка не принесет. Да и не девочка я малолетняя, чтобы бегать. Ни от кого бы то ни было, ни тем более от себя.
В ванной пытаюсь понять, что делать с отекшими глазами. Не глаза, а две щелочки. И ко всему этому счастью – заложенный нос. Ну, чудесно просто.
Кое-как крашусь, завариваю себе крепкий кофе. Эта идиотская привычка пить эту гадость въедается в кровь. Почему-то хочется ощущать свое гадкое состояние даже не языке. И горький кофе в этом – прекрасный помощник.
Вызываю такси и через пару минут покидаю квартиру.
Сегодня у меня нет пар у третьего курса. Но все равно настороженно разглядываю студентов. Боюсь увидеть среди толпы короткостриженый затылок. Лишь к середине рабочего дня успокаиваюсь окончательно, убедившись, что Ковалева сегодня в институте нет и, судя по всему, уже не будет. Отгоняю мысли о том, где он был сегодня ночью. Ведь если только допустить одну о том, что он мог эту ночь провести с той брюнеткой – хочется лезть на стену.
Телефон оживает только к пяти часам вечера. Отвечаю.
– Ждана Игоревна, здравствуйте, беспокоит Горецкий. Мы можем сегодня встретиться?
– Здравствуйте. Да, конечно, – соглашаюсь.
Договариваемся о встрече через час в том же кафе.
– Здравствуйте еще раз, – здоровается Владислав, поднимаясь с места, приветствует меня.
– Здравствуйте, – пожимаю его ладонь и натягиваю улыбку. – Что-то случилось? – спрашиваю.
– Я подготовил документы для нашего сотрудничества и кое-что еще, – открывает свой чемоданчик и достает оттуда папки с бумагами. – Чай? – спрашивает, подняв на меня взгляд. – Мы тут явно не на пятнадцать минут.
– Да, я не против, – соглашаюсь.
Владислав делает заказ и, пока его готовят, начинает беседу:
– Что я вам могу сказать… – листает папку и подает ее мне. – Вы знали, что у вашего мужа имеется недвижимость?
– Какая? – не понимаю я, взяв папку в руки, открываю ее. – Квартира, в которой мы жили, да, его, – пробегаю взглядом по строчкам.
– Кроме этой квартиры. Еще несколько в элитных районах Москвы. Дом загородный, а также самое интересное – развлекательный центр. Все адреса указаны в документах, – говорит мужчина, а я не верю тому, что вижу. – Две машины представительского класса, помимо вашей и его основной.
– Вы серьезно? Это шутка какая-то? – не понимаю, изучая бумаги.
– Нет, я не любитель шуток, – говорит вполне серьезно и этими словами заставляет на него посмотреть.
Смотрю и не понимаю. Вообще ничего не понимаю.
– Я ничего об этом не знала.
– Видимо ваш муж вкладывал деньги. Есть пара счетов. С приличной суммой. В общем, – пожимает плечами.
– И что теперь делать с этими знаниями?
– Как что? – усмехается. – Половина нажитого в браке имущества принадлежит вам.
– Но я…
Нам приносят чай, кофе и пирожные.
– Неважно, – будто читает мои мысли. – Все решаемо. Но вот половина всего того, что вы здесь увидели, кроме квартиры вот этой, – показывает пальцем в документ, – ваша.
– Мне ничего не надо от него, – качаю головой и отодвигаю от себя эту папку.
Горецкий вздыхает.
– Ждана Игоревна, я задам один вопрос, и вы попытайтесь честно на него ответить, – я киваю. – Ваш муж имеет вторую семью, все вот это, – указывает на папку, – но явно желает вас оставить ни с чем. Вы хотите это принять и смириться? – впивается в меня взглядом.
Я замираю. Закрываю глаза и упираюсь лбом в руку.
– Не торопитесь с ответом. Но могу вам сказать, что за это дело берусь в любом случае. Я защищал интересы жен серьезных бизнесменов. И знаете, только вы сказали, что ничего не нужно.
– И это правда.
– А вы подумайте, что с таким капиталом будет легче начинать жизнь с нуля. Поверьте, это хороший капитал.
– Я не хочу его видеть и появляться в суде. Этого можно избежать?
– Да, я буду представлять вас. Мы подпишем с вами договор, и только после вашего решения пускаю в ход все это.
– Можно вопрос, Владислав Германович?
– Конечно.
– А какой вам интерес?
– Я за справедливость. Но решение полностью за вами.
Я подписала все документы, которые требовалось. Настрой Горецкого заразителен. Самой хочется в бой и горы сворачивать. Но, оказавшись наедине с собой в машине, все куда-то подевалось. И снова грустно. Снова ощущение подавленности. Муж…
Закрываю глаза и пытаюсь осознать происходящее. Кто бы мне сказал четыре года назад, что он не такой, каким казался?
Уже подъезжая к дому, я замечаю машину Вадика. Сердце болезненно сжалось. Глупая радость поселилась в груди. Стараюсь эмоции запечатать. Не хочу выглядеть идиоткой.
Выхожу из такси, благодарю водителя. Вадим выходит из машины и, спрятав руки в карманы джинс, идет ко мне на встречу. Я кожей чувствую его взгляд. Хочу уйти, не посмотрев на него. Но у меня не получается. Я жутко соскучилась. Но это только мои чувства. И ничьи больше.
– Привет, – подает голос первым, когда я останавливаюсь.
– Здравствуй, – стараюсь держать голос ровным.
– Как дела?
– Отлично, – натягиваю вежливую улыбку. – Спасибо за адвоката. Подписала договор. Будем работать. Обязательно тебе возмещу траты.
– Какие траты?
– Ты оплатил его услуги, – уточняю.
– Это мое решение, и от тебя я денег не возьму, – говорит серьезно.
Я смотрю в его лицо, уже такое родное и любимое, что даже не знаю, как быть. Хочется все высказать, но не могу. Не могу я высказать то, что меня так беспокоит. Никаких обещаний, ничего. Я все помню. Хотя нет, он обещал не врать. Но соврал. И теперь я не знаю, как правильно себя вести.
– Я не хочу быть должной, Вадим. И вот это не обсуждается, – хочу поставить точку, но не выходит.
– Ждана, что происходит? – хмурится. Кажется, он начинает понимать, что со мной что-то не так.
– А что должно происходить? – спрашиваю.
– Я не знаю, объясни. Но у меня такое ощущение, что… – он запинается.
– Что?
– Что я накосячил. Вот реально, стою перед училкой и чувствую, как меня сейчас отругают.
– А я училка? – спрашиваю. Его слова цепляют неприятно.
– Блять, – дергается в мою сторону. – Что происходит? Что я сделал не так? – обнимает за талию, притянув к себе. Хочет поцеловать, но я уворачиваюсь. Каких мне сил это стоит!
– Все хорошо, Вадим, – высвобождаюсь из его рук, отступаю на шаг. – Я жутко устала.
– Я ненадолго. Буквально, – смотрит на часы, – полчаса.
– На потрахаться полчаса? – вылетает с обидой.