— А как ты собираешься всё провернуть?
— Звонила сегодня к нему утром, предложила встретиться. Он что-то мямлил: «очень жаль, не могу, давай тогда в понедельник в кафетерии МГУ или, всё-таки, лучше по телефону»… Так что, просто домой к нему завалюсь. Попросила кое-кого из общих знакомых написать мне адрес. Наврала, что нашла старые вещи и книги хочу выслать. О, вот и сообщение. Смотри что я тут прикупила, он с ума сойдёт! У меня после родов и кормления и зад, и грудь какие стали, а? Димон пищит. Жаль только, что с ним в постели так скучно. Зато Макс! Лучший любовник из всех, что у меня были. Самый неэгоистичный, самый умелый, никогда сам… кхм, пока я не… кхм… — Юля с намёком покашливает. Слышен шорох пакета и обёрточной бумаги, в которую в «Ла Перле» упаковывают бельё.
— Красота-то какая! — восхищённо вздыхает подруга. — Умеют же такое шить!
— Даа, — мечтательно тянет Юля. — Самый мой любимый магазин. Но это и мужик должен быть, чтобы такое оценить мог.
— А когда ты к нему собралась завалиться? — спрашивает собеседница Юлю.
— Да прямо сейчас, чего тянуть-то? Пойдём в какой-нибудь бутик, я переоденусь, а ты меня подождёшь, хорошо? Смотри, он где-то тут недалеко живёт, можно даже пешком пройтись. Заодно и поболтаем.
— Блин, Юлька, смотри, чтобы тебе не стало от этого хуже, ладно? Помнишь же, чем у вас с ним тогда закончилось?
— Да глупость была с моей стороны. Стресс, недосып. Если бы он сейчас так себя повёл, я бы его любовницу за волосы оттаскала, а самого сковородкой поучила всякому, но с собой что-то делать уже ничего не стала бы. Давай, допивай кофе и пошли переодеваться.
Глава пятьдесят вторая
Субботним вечером в центре многолюдно, весело. Витрины ярко светятся, из дверей кофеен и ресторанов на улицу вываливаются нарядно одетые люди. Слышна громкая музыка. Временами откуда-то прорываются то «Джингл беллс», то «В лесу родилась ёлочка», — хотя до Нового года ещё больше месяца. Без предупреждения с неба начинают медленно сыпаться крупные, с ноготь, снежинки. Группка молодых людей, увидев снег, смеются, высовывают языки, задирают головы и кричат что-то неразборчиво-счастливое в небо.
Две девушки, идущие впереди меня, тоже замечают снежные хлопья, радуются, подставляют ладони и весело переговариваются.
Одна я медленно умираю внутри. Зачем иду за Юлей? Почему бы не подбежать к ней, не заорать ей в лицо: «Максим — мой, отстань от нас!», или «Катись назад в свой Питер!», или «Если ты несчастна сама, зачем хочешь сделать такими и нас?» Но я просто машинально иду за ней, иногда ускоряясь, чтобы не потерять из виду, иногда замедляясь, когда они с подругой останавливаются поглазеть на особенно удачно украшенную витрину. А я не вижу никакой красоты вокруг. Для меня всё чёрное или серое и одно только яркое пятно — копна рыжих волос.
Входя в знакомый мне двор, девушки прощаются и разделяются. Одна идёт в направлении метро, а вторая к дому. Она ловко ныряет в подъезд вслед за курьером из «Лавки», а я остаюсь на улице.
Смотрю на часы: четверть шестого. Я переминаюсь с ноги на ногу, решая, что делать. Дохожу до детской площадки, толкаю карусель, и она со страшным скрипом совершает полкруга. Машинально прохожусь по периметру песочницы. Трогаю беседку, вхожу внутрь и сажусь. Как я дошла до жизни такой? Сколько всего прошло за этот неполный год? Орущий Артём, переезд на Преображенку, стычки с Ириной. Но зато — мама, горячо одобряющая Макса; проект по реновации; корочка Мастера спорта; снова Артём, на этот раз приползший на лапках; и тёплые объятия Макса… Снова смотрю на часы. Прошло всего три минуты, а будто три часа.
Я громко рычу, встаю и топаю к дому. «Тварь я дрожащая или право имею, в конце концов?!» Занеся палец над кнопкой домофона, я уже готовлюсь назвать своё имя, но тяжёлая металлическая дверь вдруг распахивается со страшной силой. На улицу вылетает разъярённая и зарёванная Юля. Я немного провожаю её глазами, но успеваю юркнуть в закрывающуюся дверь подъезда. Махом преодолев несколько ступенек до квартиры Лосяша, хватаюсь за дверную ручку. Не заперто.
Вваливаюсь в освещённый холл и вижу потрясённого Макса, который как раз заводил руку, чтобы закрыть на замок.
— Встретила Юлю, — задыхаясь, сообщаю я.
— Ты не, я не… она пробыла тут всего пять минут!
— Я знаю! — швыряю в сторону сумочку, хватаю Макса за шею двумя руками, дёргаю на себя и начинаю целовать, вкладывая в поцелуй всю ярость, всю боль и… облегчение. Максим быстро перехватывает инициативу, хватает меня то за затылок, то за шею, за плечи, его руки постоянно двигаются. Мы врезаемся во входную дверь, и он вжимается в меня всем телом. Я чувствую его страсть даже сквозь пальто. Оттолкнув Макса от себя, я пытаюсь стянуть верхнюю одежду, досадливо рыча на неподдающиеся пуговицы. Максим помогает мне раздеться, лихорадочно срывая пальто и толстовку. Оставшись в майке и легинсах, я подпрыгиваю то на одной, то на другой ноге, чтобы расстегнуть молнию на сапогах, так и не доведя до низа ни одну. Максим усаживает меня на банкетку у входа, ловко снимает обувь и, присев передо мной, покрывает моё лицо, шею, ключицы поцелуями. Я горю от возбуждения. Я… действительно горю!
Снова оттолкнув от себя Макса, я прикасаюсь к своему лицу, шее и ощущаю, как сильно поднялась там температура.
— Максим? — спрашиваю я и он, приходя в себя, смотрит. Я вижу, как меняется его лицо от лихорадочно-возбуждённого к шокированному. Поискав глазами, нахожу зеркало на стене. Подхожу к нему. Мои лицо, шея, грудь, плечи, все места, куда меня целовал Макс покрыты злыми алыми пятнами.
— Да что же такое-то, а?! Госпожа вселенная, ты издеваешься! — не могу поверить иронии происходящего. Пройдя через все испытания, через недоверие и через боль возможной потери на пути к этому мужчине у меня оказывается аллергия на него?! — Я всегда жалела Тима с астмой на котов, а сама теперь в таком же положении?!
— Надя! А ну, прекрати! — Макс тащит меня на кухню, усаживает на стул. С треском распахивает морозильник, достаёт оттуда пакет с какой-то заморозкой, заворачивает его в полотенце и прикладывает к моему подбородку, прижав сверху моей рукой. Достаёт из шкафчика аптечку, поковырявшись в ней, выхватывает таблетки, наливает воду в стакан и протягивает мне.
— Супрастин? Лосяш, это из какого века лекарство? Я же усну!
— Из моего. Срок нормальный. Пей давай, а я сейчас пойду за современными препаратами в аптеку. Из этой квартиры ты никуда не выйдешь. Я тебя запру на ключ, поняла? Сбрею к чертям бороду! Сделаю лазерную эпиляцию!
— Пожалуйста, не надо ради меня её убирать! Вдруг тебе будет некомфортно? Я могу пить таблетки!
— Это мне некомфортно?! Не могу поцеловать любимую женщину из-за сраной бороды! Философ хренов! Карл Маркс недоделанный!
— Любимую женщину? — уточняю я.
— Сто лет уже, — вздыхает Макс. — Может, больше? Мы с тобой когда впервые встретились?
— В марте? — прикидываю я. — Нет, мельком виделись на Анькиной свадьбе. Девять с половиной лет назад.
— У нас дома. Тебе было семь. Мне — двенадцать.