— Вам нельзя шуметь. Вы проиграли.
— Я пошутил. У меня нет патронов, — сказал я и ударил его ребром ладони по сонной артерии.
Каждая группа выполнила свою боевую задачу: вторая — прошла до объекта, обозначенного на кроках буквами «МЖ», третья — заминировала его, и пошла на выход, четвёртая прикрывала отход, второй и третьей. Работали слаженно, «лесенкой».
Проходя мимо майора я искренне посочувствовал:
— Извини, майор, но ты первый нарушил правила. Долго теперь тебе не быть полковником. Извини.
Майор перетирал зубами палочку.
— Так, уходите по второму маршруту. Автоматы к вас деревянные, за диверсантов не примут. Я останусь, проконтролирую этих.
Все командиры кивнули и скрылись в кустах.
Глава седьмая
— Мне покуй, майор кто, где, кого, когда… Ты мне скажи, «как»? Как эти мальчишки вас уделали?
О ЧП дошло до самого верха и во Владивосток прибыл начальник ГРУ Советского Союза генерал армии Пётр Иванович Ивашутин.
— Ты понимаешь, майор, что мы сейчас все в том дерьме, что полезло из вашего гальюна. Все, млять! По вот… — Генерал показал ребром ладони на брови.
— На себе не показывайте, Пётр Иванович, — сказал Ломакин.
— Вы хоть, Виктор Павлович, не подбёбывыйте.
— Это почему? — Вроде, как серьёзно, спросил Первый секретарь крайкома КПСС.
Ивашутин улыбнулся.
— Да ну вас, Виктор Павлович.
— Вы мужики, бёбнулись, что ли? — Спросил Ломакин. — Вы всерьёз обсуждаете, как мальчишки захватили спецназ?
Он посмотрел на грушников.
— Ну, поддались спецы пацанам… Ну дали им поиграть в шпионов… И что в этом страшного?
Ломакин снова оглядел всех троих и отхлебнул из чашки.
Начальник ГРУ Приморья шмыгнул носом и сказал:
— Самое хреновое в этом то, товарищ первый, что никто не поддавался.
— А кто об этом знает? — Спросил Ломакин.
Ивашутин прищурился и вздохнул.
— Прав Виктор Павлович. Так и пишем в рапортах. Отчёт мне на стол сегодня, раздолбаи!
— Есть, товарищ генерал армии!
— И пацана этого, чтоб пальцем… Слышь майор?!
Слово «майор» пророкотало длинно.
— Да он то и не виноват, — сказал полковник. — Это командир «три» решил «усилить эффект», кинув в сортир две пачки дрожжей. По пять кг, паразиты… Это же донести надо было!
— Да-а-а… Героические ребятки у тебя растут, Виктор Павлович. Героические…. Да-а-а… А у нас Афганистан, как тот сортир скоро… Того…
— Так хреново? — Спросил первый секретарь, — озабочено.
— Не то слово… Не то слово… Туда американцы столько дрожжей набросали…
— Главное, чтобы мы в то дерьмо… — Тихо сказал Ломакин.
— Кому-то надо, Виктор… Иначе через границу то дерьмо полезет. Кому-то придётся прыгать в тот колодец с дерьмом, как в анекдоте… Слышал?
— Расскажите.
Ивашутин усмехнулся. Посмотрел на подчинённых.
— Ну ладно… Подходят к колодцу, наполненному канализацией, готовой перелиться на улицу, два сантехника: мастер и ученик. Надо перекрыть вентиль на дне колодца. Мастер ныряет, выныривает и говорит: «Ключ на 42». Ученик находит — подаёт. Мастер ныряет, выныривает. «Нет, говорит. На 46». Ученик находит — подаёт. Мастер ныряет, выныривает. Дерьмо течь перестаёт. Сидят они курят. Мастер говорит: «Учись, а то так и будешь ключи подавать».
Виктор Павлович хмыкнул. Никто не рассмеялся.
— Образно у вас получилось, Пётр Иванович. Неужто так серьёзно?
Начальник ГРУ махнул рукой.
— Год два и… Надо нырять. И ты думаешь, кому придётся нырять? Правильно… Спецам. Вот этим спецам, мать их так.
Ивашутин, помолчав, добавил.
— Пацана этого… — Он пощёлкал пальцами, вспоминая.
— Шелеста.
— Да, Шелеста. А он не родственник нашему?
— Нет. Проверяли.
— Ну и хорошо. Не хотелось бы… Так вот… Пацана завтра ко мне.
— Может сюда? — Спросил Ломакин.
— Не… В кубик его… В подвал… В мою любимую…
Я знал этот подвал, поэтому не пытался имитировать испуг. Я боялся по-настоящему. Само спускание по длинным лестницам под землю подавляло психику. Однако, я знал это здание уже с «историей», сейчас же оно ещё пахло краской и это несколько ослабляло «тот» эффект.
В том крыле, куда меня повёл сопровождающий офицер, я никогда не был и удивился, когда мы вошли в довольно большой зал со множеством кресел с откидными сиденьями, разделёнными параллельным экрану проходом на два сектора, как в кинотеатре. В общем-то это и был, то ли кинозал, то ли какой другой актовый зал. Свет горел, но на экране, висящем над невысокой сценой, шли кадры кинохроники. Без звука.