Мой партнёр Лёха тут же и слинял, надо было ему куда-то бежать. А я почему так же не сделала, до сих пор не понимаю. Театральную компанию я так толком и не узнала, потому что в общих репетициях мы почти не участвовали, только пару раз, когда наш номер встраивали в спектакль. И зачем я пошла со всеми этими тётеньками и девушками в гримёрку - ну, сначала чтоб снять костюм, а потом уже и еда-питьё, конфетки-бараночки. У меня-то кроме жвачки ничего в карманах не было, и я честно предложила поделиться, но на меня замахали руками – мол, не парься, всё сейчас найдём. И не поверите, нашли – и выпить, и закусить, и быстро накрыли на одном из столов. У банки оливок оторвалось колечко, за которое её открывать, пришлось достать из рюкзака нож и открыть ножом. На меня удивлённо смотрели, а я пояснила, что не дура по нашим закоулкам без ножа и без баллончика ходить.
И вот когда мы разлили по первой, всё и случилось. Дверь открылась и вошёл нет, не режиссёр, как все мы сначала подумали, и не кассир сказать, что деньги будут сегодня, а не завтра. А какой-то левый мужик в костюме Деда Мороза.
Это сейчас я вспоминаю и понимаю, что и костюм был не театральный вовсе, куда там театру такой шёлк на шубу и такую опушку на шапку! И снежинки на той шубе будто настоящие. И навершие посоха так и искрило – чтоб сделать такой посох из диода, говна и палки, нужно очень сильно заморочиться, плавали, знаем. И холодом от него понесло будь здоров, мне даже сначала показалось, что окно на улицу какой-то дурак открыл, а на улице, между прочим, честные минус двадцать пять.
И вот этот зверь лесной, чудо морское, как откроет рот, да как скажет-скажет!
- Вы что наделали, охальники?
Мы вылупились на него, потому что не врубились вот совсем. Кто охальники? Мы охальники? Ну ты, дед, и загнул!
Я прям не удержалась даже и спросила:
- Дед, ты чего, с дуба рухнул? Мы-то тут причём?
Можно подумать, мы этих детей вместе с родителями где-то на улице нашли и в зал силком притащили, вот они и взбесились.
- Я, устав от трудов праведных, хотел отдохнуть, а что увидел?! В храме искусства детей дурному учат, плохое поведение одобряют!
Три раза одобряют, конечно. Ты, дед, прости, но тут было без вариантов, только пережить, как стихийное бедствие. Ураган неуправляем.
Мои невольные коллеги принялись всё это деду на пальцах объяснять – и что не виноватые они, дети сами пришли, такие, какие есть, и что режиссёр заставил, и что Машка, актриса на главной роли, его любовница, потому и выпендривается, и ещё что-то, но только деду, как я понимаю, всё это было по боку. Глянул он на нас свирепо, стукнул своим посохом по полу со всей дури, и сказал:
- Что ж, теперь вы узнаете, каково это — в этих сказках жить! Вы поймете, как это важно, чтобы в сказке все случилось правильно, как в волшебных книгах тысячи лет назад записано! И помяните мое слово: коли и в этот раз сказки испортите, так глыбами ледяными и останетесь!
От посоха полетели в разные стороны снежинки, здоровенные, сверкающие, и одна такая снежинка плюхнулась прямо на меня. Я ощутила, что замерзаю – вот как на остановке в нашу сторону стоять зимним вечером, только там постепенно, а тут раз, и готово. И когда я поняла, что всё, больше не могу, сознание-то и отключилось.
И включилось обратно вот теперь.
И стою я такая, посреди роскошно разубранной комнаты, глазами хлопаю, а вокруг меня куча народу копошится. Туфельки с бантами, чулочки вышитые, платье пышное на огромном кринолине, волосы в кудряшки завили и ленточками украсили. Трусы только забыли надеть, да какие ж тут трусы, в сказках же про трусы не рассказывают?
Ну что ж, значит, нужно разбираться, что и к чему. Потому что мне домой надо, мне нельзя в сказку, у меня мама, папка, клуб и экзамен по термеху.
4.
Меня привели в здоровенный зал – ну точно, как в музее каком. У нас в городе таких больших и нет, наверное. А тут – паркет блестящий и скользкий, шторищи на окнах в складочку, люстры хрустальные с подвесками на солнце переливаются, везде позолота, на потолке картина – ну вот зачем она там, кому её там вообще смотреть, эту картину?
На стенах тоже картины. На них боёвочка, прямо загляденье, я бы рассмотрела поподробнее – во что там люди одеты и чем сражаются. Но сначала нужно рассмотреть кое-что другое. Точнее – кое-кого.
Зала была заполнена людьми, разодетыми ещё почище меня. У меня так, платье пышное, кудряшки да цветочки, а у этих – и шитьё золотое, и драгоценности сверкают, и все на моё лицо да платье уставились.