- Где в воскресенье пропал? Палыч недовольный был, - спросил Вовка.
- Долго рассказывать.
По приезду на место сбора я подошёл к Палычу:
- Палыч, сегодня можно я поработаю с неполной нагрузкой? – спросил я, - Только чтобы не таскать никого на себе, - уточнил я, видя нахмурившееся лицо тренера.
- Зачем на тренировки приходить, если не можешь работать в полную силу?
- Палыч, - я понизил голос, - у меня травма была в субботу, - я просто не уверен, смогу ли выдержать полные нагрузки. Надо протестировать себя …
- Ты изменился последнее время, Слава. И я не могу понять, в хорошую-ли сторону. То с синим ухом пришёл, то травма теперь. Если это подпольные бои, то на тренировки я тебя больше не пущу. А я узнаю, так это или нет.
- Палыч, чем угодно поклянусь, что ни к каким подпольным боям я отношения не имею. А что, у нас в городе где-то проводятся…
- Так! Все готовы? Старт! – Палыч не дал мне договорить, и я понял, что задавать эти вопросы ему бесполезно.
После кросса я чувствовал себя сносно. Не отстал, и с дыханием всё было не плохо, но почки давали о себе знать. Палыч видел моё состояние, поэтому не стал нагружать меня. По окончании трени я подошёл к нему:
- Палыч, я уезжаю двадцать второго. Ты не мог-бы написать мне какую-нибудь программу индивидуальных тренировок, не хочу форму терять.
Палыч задумался, потом сказал:
- Ты всё и так знаешь, ничего нового я тебе поведать не смогу. Придерживайся графика, не ленись. И найди хорошего спарринг-партнёра – вот и все мои рекомендации.
По дороге домой Вовка меня спросил:
- Ты отвальную-то делать собираешься?
- Нет, Володь. Не на что делать. Денег чуть, только на дорогу, и там чтоб ноги с голодухи не протянуть. Кстати, надо на почту сходить. Хорошо, что напомнил.
- Зачем тебе на почту?
- Телеграмму дать на предприятие, чтоб встретили. А-то припрусь с чемоданами и что делать?
Поход на почту я решил отложить на следующий день. Утром позанимаюсь, душ приму, позавтракаю, как раз и почта откроется. На следующий день после утренней тренировки я шёл по направлению к почте. Путь мой пролегал мимо той высотки, где живёт Наташка. Подходя к её двору, вспомнил нашу интим-встречу, и улыбнулся приятным воспоминаниям. Во дворе увидел издалека какую-то одинокую фигуру, выполняющую смутно знакомые упражнения. Я пригляделся, и понял, что это комплекс у-шу, который называется «Туман над озером». Я даже замедлил шаг, рассматривая красивые и кажущиеся неторопливыми, движения человека. Выполнялось всё правильно и отточено, одно движение вытекало из другого, и весь комплекс походил на очень красивый танец. Я подходил всё ближе, и видел, что сейчас происходят уже финальные аккорды комплекса, и что выполняет их девушка в мешковатом спортивном костюме. Вот прошло завершающее движение, девушка выпрямилась, на выдохе опустила руки. И повернулась ко мне, выходя из медитативного состояния.
- Наташ, прости, что я подглядывал, но твоё исполнение просто выше всяких похвал.
- Ты знаешь, что это? – Наташка, похоже, удивилась. Ну-да, сейчас об ушу практически никто не знает. Мода на него расцветёт пышным цветом в конце восьмидесятых.
- Туман над озером. Я как-то пытался его освоить, но терпения не хватило, - это была правда. В той жизни я, ради интереса, уже уехав на север, нашёл секцию у-шу и некоторое время посещал занятия. Но быстро перегорел. Не хватало драйва спаррингов. Хотя я и понимал, что у-шу вообще не об этом.
- А где ты это осваивал? - с интересом спросила Наташка, и я понял, что снова палюсь. Заниматься этой гимнастикой в СССР мне было просто негде.
- Да, долгая история, - постарался я уйти от ответа, - а ты где?
- Да мы с родителями долго жили в Казахстане. Там я ходила к одному старому мастеру-китайцу, - сказала Наташка, подозрительно глядя на меня. Она поняла, что я соскакиваю с темы.
- А, так ты поэтому не испугалась тогда, что тебя замесят?
- Не только. Он учил меня не только гимнастике. К нему ходила группа детей из окрестных аулов, человек пятнадцать, и он с нами занимался. Мы приносили ему деньги. Не много. У него почему-то не было пенсии. И жил он в какой-то хибарке, полуразвалившейся. Но занимался он с нами не из-за денег. Это чувствовалось по его отношению. Вот я и помню его науку. Спаррингов не хватает, - сказала она с сожалением.
- А ты можешь …
- Да, могу, - сказала Наташка с вызовом, - проверишь?
- Только не здесь и не сейчас. Ты знаешь, я хожу в одну интересную секцию…
- Да, я заметила, что ты не такой простой, каким хочешь казаться.
- Ну, вот. Я могу поговорить с тренером. Он вообще-то неохотно берёт непроверенных людей, но по моей рекомендации может взять. Ты как?
- В целом не против.
- Только надо будет снарягу тебе пошить.
- Какую снарягу?
- Ну, у нас спарринги в полный контакт, поэтому мы сами пошили себе защиту. Для голеней, для предплечий, для головы…
- Слабаки…
- Зря ты так. Палыч не хочет, чтоб мы друг друга калечили на тренировках…
- Ладно, защиту я достану, когда будет понятно, что меня берут. А ты куда сейчас? Зайти не хочешь? Чай ещё остался, - Наташка, как-бы невзначай облизнула губы и погладила себя по груди, натянув ткань спортивного костюма.
«Ля! Вот что она творит!», подумал я, поневоле вспоминая её голую, и чувствуя возбуждение.
- Мне на почту надо, - с трудом произнёс я, прогоняя воспоминания.
- Жаль… А-то заходи на обратном пути… Мне причёску поправить надо, - хитро и призывно посмотрела на меня Наташка.
- Я подумаю. Пока… - я пошёл на почту, чувствуя на спине Наташкин взгляд, и разрываясь от желания Наташки и стыда перед Светкой.
- Алло, Палыч, привет! Это Слава Мисин… Да нормально, не болит ничего… До воскресения, я думаю, буду в полном порядке… Палыч, я по такому вопросу… Ну, короче, есть человек, очень хочет заниматься… Но не только ОФП… Да, и по воскресениям… Да, подготовленный… Сказала, что навыки есть… Блин, проболтался… В прошлом спортсменка, ушла из спорта по личным обстоятельствам… Ну, давай, я в пятницу её приведу, ты на неё посмотришь… Договорились.
Я повесил трубку. К Наташке я, сделав над собой невероятное усилие, не пошёл, остался верен Светке, и теперь этим втихомолку гордился. Хотя, ну какая верность? Всё равно уеду уже через неделю, и знаю, что монахом жить не смогу. Да и в её воздержание не верю. Всё равно гормоны верх возьмут. Ревности не испытываю, но внутри всё-же присутствует какое-то сожаление. О Катьке как-то не вспоминается, хотя, если вдруг придёт какое-то ассоциативное воспоминание, чувствую, что где-то внутри царапает. Уже как-то не остро, но всё-же.
Итак, что-же делать? Проблема денег не решена. И грузчиком я теперь работать просто не могу, как минимум ещё неделю. Просто потому, что травма ещё не до конца зажила. Есть, конечно, вариант, к бабушке подойти. У неё есть облигации государственного займа, ещё с военных лет. Они периодически погашаются государством, и по их номерам проводится какая-то лотерея, с главным призом десять тысяч рублей. У неё их много, и с прошлой жизни я помнил, что она так и не успела их все погасить. К 1991 году они превратились в тыкву. Надо идти разговаривать.
Бабушка, как всегда, стучала коклюшками и что-то напевала. Она была родом из какой-то глухой деревни в Вологодской области и была очень мастеровитой кружевницей, как и все её сестры. Бабушка как-то говорила, что у не было девять сестёр и только один брат. К настоящему моменту я лично знал только пять бабушкиных сестёр. Ну-так война прошла, унеся огромную кучу жизней. Точно знаю, что одна из её сестёр умерла в блокадном Ленинграде. В той жизни бабушка так и ушла, не передав никому своё искусство кружевницы. Жаль. В детстве, я, бывало, подолгу сидел возле бабушки, наблюдая за тем, как из простых нитей возникает кружево, будто само по себе, связываясь из воздуха. Коклюшки летали в бабушкиных пальцах сами собой.
- Бабуль! – бабушка была глуховата из-за того, что ей как-то клещ в ухо заполз. А фельдшер, доставая его, повредил ей барабанную перепонку. Это было ещё до войны. Бабушка услышала меня и оторвалась от своего занятия.