– Чем я могу служить вашему величеству? – Кардинал склонился к королеве, сложив пальцы домиком.
– Ради всего святого, оставьте формальности, ведь мы сейчас одни! Обращайтесь ко мне «мадам», если уж вы не хотите называть меня по имени.
Мне хотелось закричать: «Вы не одни, здесь я, Мэри Грей», – но, разумеется, я молчала.
– Мадам, – произнес кардинал, раболепно склоняя голову.
Она схватила его руку и понизила голос до шепота:
– Господь прогневался на нас!
– Мадам, это невозможно! Ваша набожность…
Она не дала ему договорить:
– Нет! Он забрал назад нашего ребенка, Свой дар нам. Он находит нас недостаточно набожными. – Ее шепот похож на сердитое шипение Афродиты. – Нам необходимо глубже выказать веру. Нам нужна ваша помощь.
– Может быть, паломничество? – предложил кардинал.
– Нет, не то, – решительно прошептала она, и я затылком чувствовала ее жаркое дыхание. – В паломничество отправляются в знак благодарности. Мы считаем, что Господь просит нас доказать свою веру, как Авраама.
Интересно, какую именно историю об Аврааме она имеет в виду. Хорошо я помнила только одну – об Аврааме и Исааке.
В Хэмптон-Корт есть гобелен, на котором мальчик Исаак, в ужасе раскрыв рот, смотрит на своего отца, занесшего над ним нож.
– Когда будут восстановлены монастыри… – начал кардинал.
– Да-да, – перебила его королева. – Но вначале мы должны изгнать из нашего королевства всех еретиков! Тогда Господь будет доволен нами и пошлет нам наследника.
Кардинал ничего не сказал, но на его лице застыл вопрос: «Как?»
– Мы хотим схватить всех, – продолжала она, говоря с такой страстью, что слюна брызгала мне на щеку. – Всех, кто выказывает даже мельчайшие признаки ереси. И если они не отрекутся, их сожгут – всех до единого! – Королева так вцепилась в подлокотник, что костяшки ее пальцев стали похожими на белые камешки.
Мне показалось, что ее слова привели в ужас даже кардинала.
– Мадам, Господь будет доволен, если вы проявите милосердие.
– Милосердие! – снова прошипела она. – Сейчас не время для милосердия! Мы хотим, чтобы первыми сожгли Кранмера, Латимера и Ридли. Их казнь послужит предупреждением. Потом мы избавимся от остальных.
– Если таково желание вашего величества…
– Это не просто наше желание. Это приказ! Мы требуем, чтобы вы поговорили с епископом Гардинером… и Боннером. Вот человек, который знает, что делать.
– Он – один из самых стойких, мадам.
Последнее время ходило много слухов об архиепископе Кранмере. Все гадали, что королева собирается с ним сделать. Я знала эти имена. Латимер был священником моей сводной бабушки; я помнила его с раннего детства. Ридли тоже часто приезжал к нам в Брадгейт. Эти люди были близки к моей семье. Я прикоснулась пальцами ко лбу, к сердцу, к плечам.
– Ах, малышка Мэри! – сказала королева. – И вы стали стойкой католичкой после того, как казнили вашего отца-изменника и… – Она не договорила, но мне показалось, она и Джейн готова причислить к тем, без кого мир стал лучше. Она смотрела на меня с улыбкой, больше похожей на гримасу, а я боялась выпалить правду – что ее вера грязная и жестокая.
Я улыбнулась ей, склонив голову, надеясь, что она примет мой жест за знак согласия.
– Вы ведь верны мне?
Она сверлила меня взглядом, словно видела, что в глубине души я осталась протестанткой. Я не смела отвечать из страха, что дрогнувший голос выдаст меня, поэтому просто кивнула, перебирая четки.
– Кардинал, среди нас много таких, которые внешне одни, а на самом деле совсем другие. Вы думаете, Мэри тоже из их числа? – Она так больно ткнула меня в плечо, что я сжалась. – Она ведь из семьи изменников. Смотрите, как она испугалась. Как по-вашему, чего она боится?
Я боялась даже дышать, а сердце у меня билось так часто, что она наверняка это слышала. Интересно, как бы поступила Джейн на моем месте? Наверняка сказала бы правду и умерла за нее!
– Может быть, приказать Боннеру допросить ее? Боннер умеет вырывать признание даже из камня.
– Мадам. – Кардинал положил руку ей на плечо. Она посмотрела на его руку, потом на его лицо – и снова на руку. – При всем к вам уважении, она всего лишь ребенок. Мэри, сколько вам лет?
– Д-десять, – с трудом произнесла я.
– Она уже достаточно взрослая, – прошептала королева.