Галанин мрачно думал: «Сегодня 8… скажем 11 утром. Только вот что. Я сам скажу об этом агрономам на сегодняшнем собрании А то как то неудобно. Все таки я комендант, а говорить им будете вы. Я вообще хочу на них поближе посмотреть и с ними поговорить. Где мы их соберем? на улице Карла Маркса у вас? Прекрасно, собирайте сегодня в три часа, точно!»
Оставшись один, Галанин долго думал, курил папиросы одну за другой: «Этот Исаев… на кого он похож? Есть в нем что то, что меня отталкивает. Да, Конев прав — это крыса, нападающая на беспомощных и бессильных». Вздрогнул, когда вспомнил, что о нем писала Нина, машинально вытер руку, которую крепко жал прощаясь Исаев, и на которой будто остался след… кровавый след!
После обеда Аверьян подал сани к крыльцу дома Галанина и увез его на совещание агрономов, в дом Красникова. Вернулись нескоро и, когда Галанин снова отправился в свой кабинет, его кучер побежал на кухню, где Капитолина готовила ужин, несложный и простой, сердилась, что не могла во всем блеске показать свои способности и гремела пустыми кастрюлями. Вера сидела за столом и с любопытством слушала бледного перепуганного Аверьяна: «Все пропало, я погиб! Что будут делать мои дети? Одиннадцатого едем на бой. Все агрономы, кроме Наташи Миленковой, баб не желает. Приказал всем вооружиться. Коров завоевывать в Париках! И мне сказал, что я тоже должен показать свою храбрость Я что же? Я ничего! Но ведь я же инвалид! Меня всегда и все браковали при царе, при белых и при красных. Теперь тоже… И вот здравствуйте! мобилизован! Хотя я ему и указал, что с меня, хромого и косого, толку не будет. Слушать даже не хотит, это ему не важно, потому что едем на санях и с саней я должен стрелять и бросать ручные гранаты. Если плохо вижу, ему еще лучше, говорит тогда наверняка попаду, потому что буду стрелять в этих бандитов в упор. И Исаев тоже такой храбрый стал. Кричит: «Каждый должен исполнить свой долг! Наш новый комендант, бывший белый офицер и сейчас от немцев крест железный получил… не подведем его, и ты, Аверьян, не трусить! стреляй до последнего патрона и коровы будут наши!»
И агрономы согласились, даже Наташа просилась, но он ее отвел, говорит: «Женщины у нас, немцев, не воюют, они любят и молятся. Стрелять дело мужское, не бойтесь, господа агрономы, и вы, Аверьян, я вас не подведу. Выхода у нас нет! Мне нужны коровы, а город я грабить не намерен. Я думаю, что вы меня поддержите?» И все Галанину кричат, что поддержат, ну и я тоже. Вот что начудесил. Было ведь так хорошо. Спокойно и тихо при Губере, нужно же было ему приехать на мою голову. Что же такое теперь получается? Был Аверьян и нет Аверьяна! А моя Евдокия и дети? Куда же они пойдут, горемычные?»
Капитолина слушала, качала головой, неодобрительно смотрела на улыбающуюся Веру: «Да ты, Аверьян, не падай духом. До одиннадцатого далеко, м. б. еще передумает! Он ведь какой? Сегодня кричит, людей пугает, а смотришь на завтра опять все по старому. Ведь как кричал на Исаева и Иванова! думали все, что конец сделает этим бандитам. А сейчас с ними по старому, шутит, по плечу хлопает… смотреть тошно!»
Аверьян покачал головой: «Нет, все равно поставил ведь на своем. Коров отобрал у тех, у которых больше одной было. Иванов как его не просил, должен был тоже с тремя расстаться. На Луговое уже гонют коров и везут три воза жита и мешок соли и махорки. Завтра повезут. Нет он идет прямо, никуда не сворачивает и бьет в самую точку. Исаева видали? Раньше все сам решал, к нам и не заглядывал, а теперича каждую секунду к Галанину прибегает, разрешения просит. А Бондаренко? Раньше помощник главбуха был, а сейчас заместитель Исаева и попомните мое слово, Га-ланин его скоро на место Исаева поставит. Нет, вижу комендант этот сурьезный и боя и смерти мне не избежать. Хотя, один выход еще у меня находится. Пошлю ка я к нему мою Евдокию с сиротами, может пожалеет, он детей любит, я видал как он с ними на площади обращался, просто удивительно, не бьет даже. Последняя надежда! не выйдет — значит амба. Погибну! А за что спрашивается? За каких то коров проклятых. Чтоб они передохли все до одной!»
Вечером после ужина Галанин вдруг позвал Веру, которая убрала и помыла посуду и собиралась идти домой: «Вера, идите сюда в столовую, садитесь около меня, я хочу с вами переговорить! Да вы не бойтесь, я вас не съем!» Вера нерешительно села на краешек стула. «Вот в чем дело: вы, наверное, думаете, что я с ума спятил: сижу все время за картой и ее рассматриваю. Хочу вам объяснить: дело в том, что я хочу узнать наш район как свои пять пальцев. Чтобы вот так, закрыть глаза и представить себе все эти Парики, Холмы, совхозы, Озерное. Леса, озера, болота, горки и дороги. Кажется, уже кое каких успехов добился. Закрываю глаза и вижу многое, хотя сам еще нигде не был. Но этого мало. Воображение одно, другое — действительность. Вот поэтому я вас и позвал. Вы здесь выросли, учительствовали, наверное были в районе и не раз, ведь были?»