Незаметно уснула и ей снилось, что она не была Верой, а кучером… она везла Галанина и слышала как он ей говорил: «проселочным путем люблю скакать в телеге… Я знаю, что вы никогда не усомнитесь в моей порядочности и честности»… проснулась от холодного и мокрого прикосновения к своей голой ступне, испугавшись узнала в темноте по шепоту Ваню: «Это я, Вера, не бойся, мне без тебя скучно, хочу с тобой поласкаться!» В то время как она молчала, стал смелей, трясущейся рукою старался сорвать с нее одеяло, лег рядом и хватал за бедра: «Только один раз, не мучай меня, я не могу больше, подчинись!» И тогда, вне себя от гнева, ужаса и отвращения, изо всех сил его оттолкнула и, сев на кровати, громко крикнула: «Уйди! ты мне противен! пьяный, грязный! оставь меня сию минуту или я позову на помощь!» Ваня как будто только ждал этой угрозы, сразу встал с кровати и глухо засмеялся: «Не волнуйся и не кричи! Что же насильно мил не будешь. Ухожу, но скажи мне одно, как же будет потом после свадьбы? Ведь тогда тебе кричать и звать на помощь будет неудобно!» Сама успокоилась, старалась и его не обижать больше: «Тогда другое дело. Тогда ты будешь моим мужем. И потом ты никогда не будешь пьяным, когда будешь со мною спать. Я не переношу водочного перегара, все равно от кого, от тебя или дяди Прохора».
Не простил своей неудачи, ушел хлопнув дверью и с тех пор болеет. Ясно почему? потому что был обижен в своем глупом мужском самолюбии. Нужно будет первой к нему пойти, попросить прощения и уговорить чтобы терпел до свадьбы. Тем более, что тетя Маня начинала сердиться, не понимая причины этой первой ссоры между женихом и невестой.
Тетя Маня как то случайно подслушала разговор обеих девушек в их спальне и растерялась. Говорила Шурка, Вера слушала: «Была сегодня у Галанина Варя пришла, когда я уже уходить собралась. Нарядилась в новой блузке атласной, губы себе накрасила. Галанин сидел и в третий раз Тихий Дон читает, увидел ее, усадил, приказал мне наливки на стол поставить, конфеты немецкие на тарелку сам насыпал и меня домой не пустил, я и рада, сняла платок, села около него, пью и карамели грызу, вижу злить ее начинаю, комкает свою блузку, сама себя от злости не помнит, а я с Галаниным чокаюсь со значением. Не выдержала та, встала: «Я, говорит, к вам пришла вас благодарить за полученное место в Райзо, может я завтра приду, когда вы один будете?» А он и усом не моргнет, так криво ощерился: «Зачем, Варя, благодарить? Я ведь и так доволен. И в Райзо машинистка превосходная и вам помог, все довольны, я доволен, вы довольны, Бондаренко доволен и поэтому выпьем на радостях. Я чертовски рад вас видеть и вашим обществом услаждаться».
Ну и напоил нас обеих. Варя сначала сердилась, а потом смеяться стала когда о французских бабах разговаривать стал, чудно! там эти бабы ничегошеньки не делают, только наряжаются и красятся, а мужики ихние все по хозяйству делают и детям пеленки стирают и супы варют и еще на заводах на работе надрываются. А чтоб бабы их не били, помощников себе берут, чтобы с ними спали. Так весело провели время, я даже моего Степу забыла и просто испугалася как поздно стало. Вот какие дела наши, дела самые простые, как говорит мой Степа. Я так на него посмотрю и подумаю: «ну чего он тянет, ни с кем не спит? И, знаешь угадала так, не хочет он ни с кем, только с одной, а она, дура, ему как раз и не дает!»
— «Только с одной?» спросила, наконец, Вера, странным, глухим голосом: «С кем же это? поделись со мной своей угадкой». Шурка долго смеялась, видно дразнила Веру: «Много будешь знать, скоро состаришься. Догадайся ка сама, будто уж так это трудно!» Потом стала говорить о фотокарточке Галанина: «Ума не приложу, кто мог ее так помять и даже поцарапать. Вот посмотри тут на нижней губе, точно кошка когтем прошлася. Наверное ваша Мурка здесь хозяйничала». Вера промолчала, потом потушила свет и тетя Маня на цыпочках вернулась на кухню. Долго не спала, думала о болтовне Шурки и беспокоилась. Намеки ее поняла и молчание Веры ей совсем не нравилось, решила скорее ее мирить с Ваней!