В дождливый холодный ноябрьский день Шубер вызвал к себе Веру из горуправления; постаревший и сердитый он сразу приступил к делу: «Давно вы не приходили ко мне с вашими письмами для Галанина… Забываете его и вашего старого друга! Плохо, очень плохо… впрочем сейчас не до наших маленьких личных дел! Я хотел только вам посоветовать поскорее отсюда уезжать! Я мог бы вас устроить на время в Берлине у моей жены! Вам было бы легко и приятно там жить! там же вы и выйдете замуж! А здесь! я не ручаюсь даже за вашу жизнь! Вы невеста немецкого офицера, кроме того работаете переводчицей в горуправлении! Этого не прощают бандиты! Завтра идет колонна машин на Комарово и я распорядился…» Страшно удивился, когда Вера отказалась покинуть город! старался убедить: «Положение очень плохое! Хуже чем думаете! Я ожидаю со дня на день нападения! И не ручаюсь, что и на этот раз их отобью!
Их очень много и кроме того я один… нет Галанина… эти Бауэр и Ратман никуда не годятся… Бауэр знает только свои гешефты… Ратман-толстовец! Говорю это вам, потому что вы наша и не будете болтать! Подумайте еще раз хорошенько и вы согласитесь со мною!» Но Вера упрямо стояла на своем, говорила, что не может оставить своих родных на произвол судьбы, что вообще родину ни при каких обстоятельствах не покинет, что она русская и хочет умереть она на русской земле!» Растрогала старого вояку: «Хорошо, хорошо, не хотите, не надо! Хм! вы храбрая девушка и Галанин может вами гордиться! А скажите, у вас есть оружие? Нет?» Он выдвинул ящик стола, вынул оттуда наган, несколько пачек патронов: «Вот, возьмите, пригодится на всякий случай… Это русский револьвер… недурен, хотя несколько старомоден! Превосходная дальность и меткость! Я распоряжусь, что бы вам выписали удостоверение на право ношения! Умеете стрелять? Не боитесь?»
Вера кивнула головой, положила револьвер в портфель и поднялась, что бы уходить. Шубер ее не задерживал, посмотрел ей вслед нахмурившись… он по стариковски замечал какую то неуловимую враждебность во взгляде и голосе этой красивой русской девушки, не мог понять причину, вздохнув закричал: «Коль, немедленно пошлите за Ратманом и Киршем! Что же они запаздывают, эти господа! Один! всегда один. Никто ничего не желает делать! Да вызовите и господина Шаландина! Это очень способный и храбрый человек… он один, кажется, ясно видит обстановку!»
Был туманный день начала декабря… Вера собиралась идти в горуправление на службу, дядя Прохор отправился чистить хлев и уже кряхтя взялся за вилы, выгребать навоз из стойла, когда, вдруг, совсем неожиданно у реки начали стрелять… сначала одиночными редкими выстрелами, как будто нехотя и нерешительно, потом быстрее, озлобленней автоматными и пулеметными очередями, лихорадочно быстро заухали минометы. Дядя Прохор выронил вилы, бледный побежал по еще темному двору в дом, где у открытой двери на крыльце, стояла Вера с тетей Маней, закричал на них. «Вы чего здесь стоите? Не слышите разве? Стреляют! Дождалися! Идите в дом, запирайте двери и окна… в подвале отсидимся, пока эти черти кончут!»
Уже давно предчувствовал и в предвидении событий, привел подвал в порядок! Почистил просторное помещение, поставил табуретки и лавки, в углу соорудил небольшую печку, на столе давно уже была приготовлена керосиновая лампа и спички. Когда все трое спустились сюда дядя Прохор зажег лампу и с удовольствием осмотрелся: «Сюда никакая пулька не залетит, подождем пока этих гадов не отобьют… Сидите и не шумите, а я пойду наверх на разведку, посмотрю как и что!»
Вернулся очень скоро, еще более бледный и испуганный, бестолково переставляя скамейки рассказывал: «Стреляют… как с цепи сорвались… слышите? по двору пули так и злыкают! Что-то, как будто у немцев неустойка получается! По улице полицейские со Степаном Жуковым побегли, хотел от них узнать новости… где там! только рукой махнул… плохо мол! Да! Дела!» Дядя Прохор оглянулся на Веру, которая сидела в углу подвала и смотрела напряженно, не мигая на маленькое темное оконце у потолка: «Да ты сними платок! а то вспотеешь тут! Я сейчас мигом печку растоплю… сидеть видно еще долго придется! Да! дождались! нет Алеши и нет удачи! Теперича спрашивается, что делать будем? Хорошо, если немцы отобьются, а если нет? Отступать будут? Куда же мы?»