Фриден был опьянен удачной экспедицией и одновременно водкой, которой его непрерывно угощал Галанин, предусмотрительно захватив с собой ящик пузатых бутылок. Подъехали к комендатуре, где и расстались. Галанин даже не попросив у него разрешения, больно хлопнул по плечу, попрощался: «Ну, я пойду к знакомым! Вернусь когда найду нужным!» Фриден покраснел от унижения, разговор происходил в канцелярии и все писаря все видели и слышали, шепотом чтобы не слышали подчиненные, пытался образумить пьяного: «Веди себя приличней! Не унижай меня! И, пожалуйста, не пей много! Не забудь, что завтра ты должен ехать на фронт! Отпуск уже просрочен!» Но Галанин не хотел слушать его просьб: «Что? Говори громче! Что ты там бормочешь как старая баба! Я, мой дорогой Фриден, буду пить, сколько мне захочется и ни ты, ни Гильдебранд мне запретить не можете! А относительно моего отъезда, не твое дело! поеду когда захочу! Понятно! Гейль Гитлер!»
Ушел, стукнув дверью так, что задребезжали стекла. Фриден бледный от злости и бессилия отомстить негодяю, набросился на писарей: «Продолжайте работать! Распустились здесь! Я вам покажу! всех переведу в строй! А вы знаете, кто это был? Вы думаете простой солдат? Ошибаетесь! это офицер из ставки фюрера, прибывший сюда с особыми полномочиями! И я горжусь его дружбой. Что? Молчать, когда я говорю!»
Галанин с трудом дотащил тяжелый ящик с водкой к Жуковым, поставил его на стол и внимательно смотрел на их радостные лица: «Вот и я! Пришел повеселиться с вами на прощанье! Этот Фриден гонит меня из города! И сам знаю, что пора! Делать мне здесь в вашем районе больше нечего! Все, что нужно было сделать, сделал! Будут меня помнить до смерти! Все! И Холматов со своими бандитами. И Котлярова! Слыхали наверное? Эти банды уничтожены! Вы думали, что я и в самом деле хотел только повидаться с моей бывшей любовницей? Но вы, дорогие мои, плохо еще знаете Галанина! Если мне нужна женщина, я не буду ее искать у партизан! Их достаточно везде! красивее и чище этой. Да, о чем я? Я, видите-ли напился сегодня на радостях! Мне нужно было кое-что узнать о расположении партизан и так далее! От нее знал, что прибежит! и прибежала и рассказала и я воспользовался сведениями! Я им показал всем и ей тоже, что со мной шутки плохи! Подождите, где стаканы? давайте пить на радостях!»
Трясущейся рукой налил три стакана, чокнулся, не ожидая чтобы они выпили, налил себе другой и третий стакан, выпил залпом, подошел шатаясь к столу, выбросил стакан на улицу, вернулся, стукнул кулаком по столу: «А тебе, Шурка, не прощу! Ты ведь знала, что Котлярова убила Шубера! Почему молчала! Почему жалела эту советскую сволочь? Все вы вместе!»
Он грубо, цинически выругался и упал во всю длину своего длинного худого тела, лежал как мертвый, бледный с плотно сжатыми веками, был мертвецки пьян! Степан смеялся: «Ну и Галанин! В первый раз в жизни вижу его пьяным! Сколько же он должен был выпить! Я пойду, Шура, отпрошусь на сегодня! погуляем с ним когда проснется, а ты смотри, присматривай за ним, компрессы на голову клади, самое лучшее, конечно, если он выблюется! побежал!»
Шурка до его возвращения сидела у бесчувственного тела своего нареченного отца, подложила ему под голову подушку, клала на лоб холодные компрессы, слушала еле заметное дыхание и пьяное бормотание! Плакала, догадывалась о всем, что творилось в душе Галанина и жалела его всеми силами своего маленького любящего сердца.
Галанин пришел в себя, когда было уже темно, долго лежал с открытыми глазами и вспоминал, постепенно вспомнил все, начиная со своего приезда в город и кончая возвращением сюда, после разгрома партизан, дальше был черный провал, обрывки каких-то фантастических картин, знакомые и незнакомые лица и самые невероятные происшествия; тщетно старался вспомнить, напрягая голову по которой, как будто, десятки кузнецов колотили большими тяжелыми молотами, долго шарил в темноте, стараясь сообразить, где он находился; лежал он полуодетый на двуспальной кровати, под ней он нашел сапоги, натянул их, сел и прислушался, в соседней комнате, откуда падал тонкий луч света, кто-то разговаривал, слышался мерный бас, ему отвечал Степан на ломанном немецком языке. Галанин улыбнулся его ужасным оборотам речи и позвал: «Жуков, идите сюда! объясните мне где я нахожусь! Здесь темно как в аду, ничего не могу найти!»