От Батурина сильно пахло вином, Галанин сердился: «Не торопитесь умывать руки! Первое и второе условие выполнимы! Мы перенесем раненого во французскую больницу, а там, наверное, есть хирург! Вы меня поняли? Если нет, то пройдите в соседнюю комнату и вылейте себе на голову ведро холодной воды!»
Батурин невозмутимо направился к двери: «Хорошо! Тогда действуйте немедленно. Несите его, только осторожно, малейший толчок может его убить! Несите к французам, я пришлю туда моих санитаров и сам явлюсь немедленно! Жаль, что нет моей медсестры. Вы ее от меня отобрали совершенно неправильно!» В соседней комнате кричал: «Петя! Ведро воды! два! лей мне на голову, на голову говорю, а не на ноги! Ага! ух! так! хорошо!» Через минуту, розовый и бодрый вернулся с санитарами, распоряжался и кричал как совершенно трезвый и требовательный доктор…
Скоро Баер, все еще без сознания, лежал в операционной во французской больнице, огромная лампа над столом освещала начинающую мокнуть повязку на его груди. Около Галанина и Батурина стоял директор больницы, старый человек с золотой цепочкой на круглом животе с усами, как у кота, и разводил руками: «К несчастью, господа, в больнице нет хирурга, был мосье Матье, уехал в Невер и, конечно, в связи с событиями, не вернулся. У меня остался только специалист-гинеколог, но и тот больной!»
Батурин мрачно посмотрел на хрипящего Баера, подошел к умывальнику и начал тщательно мыть руки: «Ввиду неисполнения третьего условия для операции, считаю операцию невозможной и умываю руки!»
— «Подождите! не торопитесь их умывать! Как мне не пришло в голову сразу? Идиот! столько потерянного времени! Да не возмущайтесь, идиот — я, а не вы! Хирург есть! Где здесь телефон?»
По телефону вызвал ресторан «Мон Репо», кричал и требовал: «Шурка! Сию минуту доставь сюда эту цацу! Мне наплевать, что она разделась и собирается спать! Если будет церемониться, пусть Аверьян ее подгонит! Живо! Капитан Баер умирает! Приходите все три, смотрите в оба, что бы эта стерва не сбежала! голову оторву!»
Страшно скоро ворвались в операционную Ивонна вся в папильотках, Аверьян с обрезом и задыхающаяся Шурка. Аверьян рапортовал как полагается: «Господин комендант, так что эту суку, вам пригнал, целую и невредимую, хотя и ругалась, по ихнему матерному, всю дорогу! Я так думаю, чего мы с ней церемонимся; задрать ей, стерве, юбку и всыпать двадцать, как полагается! Я вот, когда мальчишкой был…»
— «Хорошо, потом! Не пугайся, Шурка! Капитан будет жить при условии, если эта мадам поможет доктору.»
Посмотрел на Ивонну, заметил сумочку в ее руках, улыбнулся: «Мадам де Соль! произошло несчастье: у нас тяжело ранен командир, нам нужна ваша помощь! Хотя мы и враги, думаю что вы не откажете мне в этом, в противном случае.» — «В противном случае? Продолжайте! пугайте меня опять вашими солдатами! Негодяй! Но… хорошо! я согласна! Но ваш доктор… он понимает хоть немного по-немецки?» -
«Понимает и говорит не хуже меня! Приступайте немедленно, я пойду за вашими сестрами, они разбежались, но я их заставлю, иначе придется прибегнуть к крайним мерам!»
— «Опять!» — «Нет, не то, что вы думаете! я просто задеру им юбки и выпорю, как мне советует мой Аверьян!» Когда он скрылся в сопровождении Аверьяна, Ивонна решительно подошла к рукомойнику, тщательно вымыла руки, надела безукоризненно чистый халат, подошла к раненому, проверила пульс, на неправильном немецком языке обратилась к Батурину: «Итак, доктор, приступим!.. Мне интересен ваш диагноз. Что? Что вы говорите? Понятно, но тогда надо торопиться.»
Скоро приступили к операции, священнодействовали оба доктора, так что трудно было понять, кто из них оперировал и кто ассистировал… Ножи и пинцеты резали и зажимали кровеносные сосуды, ловили пулю, осторожно вытащили ее и бросили в таз полный кровавой ваты, бинтов и сгустков крови. Три проворные французские сестры милосердия под надзором строгой и важной Шурки помогали хирургам. В коридоре непрерывно ходил взад и вперед Галанин. Аверьян согнувшись в три погибели смотрел в замочную скважину и докладывал: «Доктор режет! Наша сука что-то гнется! Долго! Ломается, стерва! медсестра ей подбросила, другая моет, в ведро бросили кишку или печенку!» Ковылял за своим начальством, потом снова становился на четвереньки: «Наша сука режет! доктор что-то щипцами тянет, Шурочка медсестру щиплет, в ведро бросили печенку или кишку! Ага, кажись кончили… Ишь ты стерва, как нашему доктору глазами стреляет! А он смеется! Подумайте! руку ей трясет! Ну и ну! А как в кровищи оба вымазались! чистые мясники! Наша Шурочка тоже довольная стала, медсестру по ж…. хлопнула! Та собирает ножи, вилки! Кончили, — жить будет обязательно, по всему видать! А если и помрет — не пропадем с вами! не нужно только теряться!»