Галанин насилу вырвался из его пьяных объятий, пошел к себе укладываться, проверял и смазывал свой автомат. Не постучав, в комнату ворвалась Шурка, в платке и валенках. Оставляя на полу куски мерзлого снега, подбежала к нему и кричала со слезами на глазах: «Вы едете, я все знаю, вы едете в К. Куда вы едете? Разве вам здесь плохо? На кого вы меня бросаете?»
Галанин улыбаясь продолжал смазывать автомат: «На кого бросаю? На майора. Не кричи и не бегай. Смотри сколько снега нанесла! Ты с ума спятила. Да еду! Скучно мне здесь». Шурка села на кровать, плакала: «Скучно ему! А кто виноват? Сами виноваты. Говорила, нельзя так много работать. Почему не гуляли, девушек не любили? Конечно, скучно будет. А там что? Те же агрономы и комбайны. И еще партизаны! Они убьют вас! Как майор мог вас туда пустить? А еще друг называется! На смерть посылает! Я не хочу, чтобы вас убили, слышите, не хочу!»
Галанин сердился: «Как ты смеешь так здесь орать? Ты забываешь с кем ты говоришь. Не хочешь, чтобы меня убили. Да пойми же, дура, что и я тоже не хочу. Да не реви так! Как тебе не стыдно, ведь на улице слышно, что будут о нас с тобой думать?» Шурка трясла головой, кричала еще громче: «Мне наплевать! пускай думают! Я вас люблю, как отца родного… я не могу без вас, умру!» — «Да мне, Шурка, и самому не хочется туда ехать, но что же делать — приказ!» — «Приказ! так я вам и поверила, вы сами себе приказали. Хорошо, поезжайте, но только забирайте меня с собой, я здесь не останусь, меня тут без вас заклюют! Возьмите меня с собой, родненький! возьмите!»
Шурка горько плакала, закрыв лицо руками. Галанин подошел к ней, погладил ее по голове: «Шура, успокойся, это сейчас невозможно, во всяком случае в ближайшее время, я сам не знаю как я туда доберусь, дороги занесло снегом. Придется ехать на санях в такой мороз, может быть верхом. Будь благоразумна! Я тебя очень жалею, честное слово, и люблю, как свою родную дочь. Очень! Но, повторяю, сейчас не могу тебя взять с собой, а со временем обязательно, даю тебе слово! Ну успокойся, Шурочка!»
Он гладил ее спутанные черные волосы и продолжал уговаривать: «Ведь майор тебя тоже любит. Он тебя в обиду не даст. До того, как я тебя заберу. Успокойся и иди к себе, не мешай мне собираться, черт возьми!» Шурка вытерла глаза, внезапно успокоилась и засмеялась: «Значит взаправду любите меня? Потом к себе заберете? Спасибочки вам, Алексей Сергеевич!»
Убежала, на пороге обернулась, исподлобья посмотрела на Галанина, занятого своим автоматом и покраснев захлопнула за собой дверь. Галанин увидел ее еще раз, когда автомобиль уже отъехал от комендатуры, она выбежала как сумасшедшая из комендатуры, закричала. Шофер затормозил, Галанин недовольно открыл дверцу: «Ну, в чем дело?» Шурка, с раскрасневшимися щеками, сунула ему в руку мокрый узелок: «Огурцы, я совсем о них забыла, с горя. Вы ведь их любите! Кушайте на здоровье!»
Розен в дверях протирал монокль: «За нее не беспокойся. Буду беречь». Галанин молча притянул к себе Шурку и поцеловал ее в лоб, захлопнув дверцу, удобно откинулся на спинку сиденья. Сидевший с ним рядом пьяный Губер чмокнул губами: «Красивая девушка, г-н Галанин, я вас поздравляю, у вас прекрасный вкус!»
Галанин посмотрел на него и улыбнулся своей кривой усмешкой: «Вы ошибаетесь, зондерфюрер Губер! Эта красивая русская девушка не моя любовница, а моя приемная дочь и я прошу вас воздержаться от всяких подобных замечаний, иначе вам будет плохо». Выезжали за город, вдали простиралась бесконечная снежная даль.
Путешествие до Комарово прошло благополучно. Погода благоприятствовала. Уже несколько дней было ясно и тихо. Было очень холодно, но не было этого северо восточного ветра, который заносил дороги снегом, сдувая его с огромных сугробов, сделанных снегоочистительными машинами. Непрерывные колонны обозов на фронт и в тыл, раскатали и расширили дорогу, поэтому ехали быстро и без помех.
В Комарове Галанин попрощался со счастливым и все еще пьяным Губером, который не переставал в пути прикладываться к бутылке с наливкой, слушал его бестолковую болтовню: «Желаю вам все таки успеха. Главное опирайтесь во всех ваших действиях на Исаева, это не человек, а клад! И учитесь играть в карты, иначе с тоски умрете, если вас не убьют раньше партизаны! Спасибо вам за ваше заступничество перед майором, ведь он неправ. Я ведь сделал все что мог, но я ведь не Бог». Уже его автомобиль двинулся дальше на запад, когда Губер приказал остановить и открыв дверцу закричал: «Совсем забыл, дорогой мой! Я вам рекомендую мою горничную, Марию Луизу. Хорошая чистая девушка, говорит по немецки, я ей обещал… и вы будете довольны. Прекрасно готовит и красавица! Сложена как богиня! Грудь, ноги… сами увидите».