— Я ни в коем случае не считаю, что вы такой человек. Боже упаси! Это всего лишь неофициальный разговор, все останется между нами. Но, как я уже говорила, вы работаете хорошо. Подумайте об этом, Анна Михайловна. Позвольте мне поделиться с вами личным соображением. Я всегда руководствовалась принципом: никогда — никогда — не упускать возможности. И только потому, что я наблюдаю за вами и испытываю огромное уважение к вашему труду, мне хотелось бы увериться, что и вы воспользуетесь всеми предоставленными возможностями.
Анна не сказала Андрею об этом разговоре. По большей части оттого, что и сама не была вполне уверена в своем положении. Что, если Морозова действительно заметила упущения в ее работе, которые Анне следует исправить?
Морозова из Москвы. Ей не пришлось пережить блокаду. Вряд ли ее жизнь была легкой — Анне известно, что она потеряла брата, — и тем не менее она сохранила ту энергичность и даже своего рода наивность, которых у Анны больше нет.
Все, чего ей хотелось, пока тянулись страшные нескончаемые месяцы блокады, — выжить, остаться на этой земле, накормить Колю, согреться перед жарко натопленной печкой. Сейчас все это кажется далеким и неправдоподобным.
Она выжила. Она так долго жила с мертвыми, что чувствовала себя одной из них. Они протягивали к ней руки, и ей хотелось за них ухватиться. Промерзший труп отца день за днем лежал в соседней комнате, поджидая, когда Анна к нему присоединится. Марина тоже умерла. Улицы полнились мертвецами: они лежали, скорчившись под наметенными поверх их тел сугробами, цепляясь почерневшими руками за воздух, сидели в застывших на путях трамваях, пока вьюга мела в открытые двери и заносила снежной пылью провалы их глазниц. В городских парках люди мешком оседали на скамейках, будто охваченные усталостью после долгого рабочего дня, засыпая, застывали в неподвижности, словно в ожидании лета, которому не суждено было их отогреть.
И это закончилось. Зелень нахлынула на город, как прилив. Но порой краем глаза Анна все еще замечала их. Густая трава разрослась над братскими могилами, где они все еще ждали. И потом, когда она пробивалась домой сквозь февральскую метель, ей казалось, что она видит, как они, тяжело налегая на палки и останавливаясь через каждые пять шагов, чтобы перевести дыхание, бредут в булочную за хлебом.
Она выжила. Оставила их позади, обогнав быстрым шагом человека, который теперь ест три раза в день. Иногда у Анны начинает сосать под ложечкой, почти как от страха, будто она утратила что-то навсегда и безвозвратно. Она ни с кем этого не обсуждала, но ей кажется, что и другие должны разделять с ней это чувство. Но лучше не говорить о том, что тебя по-настоящему пугает.
Андрей другой. Он спокойно говорит о Михаиле и Марине, как если бы они умерли обычной смертью и их прошлое не таило в себе опасности. Когда Коля был маленьким, Андрюша часто рассказывал ему, как впервые повстречался с его отцом.
— Мы оба служили в народном ополчении и вечерами беседовали, сидя у костра. Однажды женщина дала нам яиц, мы пожарили яичницу и разделили ее на двоих.
— А потом моего папу ранили, — перебивает Коля, зная всю историю наизусть, но желая услышать ее еще раз.
Коля свободно мог рассказать об этом в школе: к такой истории не придерешься. У него был отец, он сражался, был ранен и позже умер от ран, как отцы многих других ребят. Мрачные довоенные годы — годы террора — полностью заслонила собой эта приличествующая обстоятельствам смерть. Маленький Коля ничего не знал ни об исчезнувших в одночасье друзьях, ни о коллегах-писателях, в разных редколлегиях говоривших Михаилу, что его писанина, если честно, в наши дни никому не нужна.
— А потом папу ранили, так ты и познакомился с Аней, — победно заключал Коля, когда ему было лет семь или восемь, и он верил, что прошлое — это головоломка, в которой каждой детали найдется свое место. Папа умер, но Андрей встретил Анну, и теперь он живет с ними. Почти все, кто близко не знал их семью, думали, что они его родители. Люди с удивлением смотрели на Колю, когда он звал их по именам: Аня, Андрей.
Но теперь ему шестнадцать, и старые истории его уже не занимают. Разговоры о прошлом наводят на него скуку. Даже когда он не с друзьями, он часами сидит у себя в комнате, предпочитая одиночество их с Андреем обществу. Чем он там занимается, Анна понятия не имеет. Роскошь иметь отдельную комнату Коля принимает как должное, потому что она была у него всегда. Иногда ей хочется его встряхнуть и наорать на него: «Неужели ты не понимаешь, в каком привилегированном положении находишься? Знал бы ты, в каких условиях приходится жить людям!»