— Я тебе верю.
— Я получала травму за травмой, да и в целом все складывалось не слишком удачно. В общем, неважно… А потом, понятно, началась война. И все полетело в тартарары.
— Да. — Анна кивает.
— А ступни у балерин — это ужас, — торопливо говорит Юля. — Ты бы видела мои. Прости, я на минутку…
«В Юлином повествовании слишком много пробелов», — думает Анна, доедая гарнир из риса. Чудесный рис, рассыпчатый, зернышко к зернышку и приправлен кардамоном. Даже если это неправда или только часть правды, Юлия в любом случае хочет, чтобы Анна поверила ее рассказу. И кто станет ее упрекать? У всех есть тайны за закрытыми дверями. О чем бы Юля ни умалчивала, несомненно, у нее есть на то причины. Главное, сейчас у нее все хорошо. Она встретила Георгия, она в безопасности. Анна смотрит, как Юлия возвращается из дамской комнаты. У нее элегантная походка, но, действительно, она чуть заметно прихрамывает. Так что по крайней мере в этой части ее история правдива.
— А потом ты встретила Георгия. — Анна побуждает Юлию продолжить рассказ, когда та снова садится.
— Да, спустя некоторое время. Но ты-то, бедняжка, постоянно была здесь, в Ленинграде?
— Да.
— А твои мама и папа?
— Мама умерла за несколько лет до войны, после того как родила моего младшего брата. Ну ты помнишь, Колю. Того, что играет на пианино.
— О господи, а я и не поняла. Я думала, он твой.
— Нет.
— Я даже не знала, что у твоей матери был еще один ребенок.
— Откуда тебе было знать? Сейчас ему шестнадцать, и он живет вместе с нами. С Андреем я познакомилась в блокаду. Тогда же умер мой отец.
— Бедный. А ты помнишь, как он сочинял для нас сказки и сшивал их в маленькие книжки?
Анна напрочь об этом забыла.
— Да ты должна помнить! Моя была в голубой обложке, а твоя — в красной.
— Нет, я… — Но стоит ей это произнести, как в памяти вплывает полузабытая картина. — Погоди, это была сказка о принцессе-волчице?
— Я знала, что ты не забыла! Она превратилась в волчицу, и все ее боялись, пока однажды в лесу она не повстречала маленькую заблудившуюся девочку. Девочка крепко обняла ее и зарылась в теплый мех, и хотя на дворе стояли жестокие морозы, она выжила. Девочка полюбила волчицу, но когда ее отец, взявший ружье и отправившийся на поиски, наконец их нашел, он не понял, что волчица защищала девочку. Он подумал, что она напала на нее, и застрелил волчицу. И как только она умерла, снова превратилась в прекрасную юную принцессу.
— С ума сойти! Ты так хорошо помнишь ее, Юля.
— Я не забыла ни одной из сказок твоего отца. Как бы мне хотелось, чтобы у меня по-прежнему была моя голубая книжка! Но она куда-то пропала, как и множество других вещей. А теперь он умер. Мне так жаль, Аня.
— Он был в народном ополчении. Его ранили. Мы пытались его выходить, но в тех условиях… У него не было шансов оправиться от такого ранения, — говорит Анна. Ей вдруг хочется, чтобы Юля знала, что ее отец был солдатом.
— Бедный, — снова говорит Юлия, рассеянно уставившись на дымящуюся папироску, которую закурила, как только вернулась за столик.
— А твой отец? — нерешительно спрашивает Анна.
— Он тоже умер, — отвечает Юля таким тоном, что дальше Анне не хочется ее расспрашивать.
Ей нужно заправить в машинку новую катушку ниток. Анна потягивается и зевает. Скоро вернутся Андрей с Колей.
Платье будет готово вовремя. Они с Андрюшей вместе пойдут на бал. Ни о чем другом она сегодня думать не собирается. Туфли, цветы, платье, сумочка и лучшая пара чулок. Ей до смерти осточертело всегда быть серьезной и осторожной, всего бояться. Ей тридцать четыре, и жизнь пролетает так быстро, что не успеет она оглянуться, как превратится в женщину средних лет.
Бездетную женщину средних лет. От одной лишь мысли об этом ее пронзает настолько острая боль, что ей приходится закусить губу. Женщину средних лет, трясущуюся над бедным Колей, который будет мечтать вырваться из-под ее опеки и зажить своей жизнью…
Нет. Они пойдут на бал. И все будет как в одной из волшебных сказок ее отца. Музыка, яркий свет, теплая ладонь Андрюшки, лежащая у нее на лопатке, когда он кружит ее в вальсе.
Волк. Волков. Как ни пытается она изгнать его из своих мыслей, он все равно возвращается. Ее желудок сжимается. «Я не стану думать о тебе. Это мой дом, и я тебя в него не приглашала!»