— Да, — отвечает Андрей. — Ему сделали операцию сегодня утром. Все прошло хорошо.
Коля медленно кивает, затем снова набрасывается на еду. Он вовсе не бесчувственный, и Аня об этом знает. Просто у них сейчас такая манера выражаться. Коля жует и проглатывает пару кусков, а потом задумчиво говорит:
— Я бы лучше умер, чем дал отпилить себе ногу.
— Он тоже так говорил, — говорит Андрей, и в голосе его звучат незнакомые резкие ноты.
Коля быстро взглядывает на него и утыкается в тарелку.
Андрей вспоминает Юру на каталке, перед тем как его должны были отвезти в операционную. Ему уже ввели седативное, но он был еще в сознании. Возникла какая-то заминка с анестезией. У каталки стояла медсестра, держа Юру за запястье и считая пульс. Зрачки у него были расширены, челюсть отвисла. Андрей сказал ему: «Все хорошо, Юрик, я здесь, как и обещал. Все будет в порядке». Ему показалось, что мальчик пытается улыбнуться, но он не был уверен, а потом уже было пора.
Он сказал Бродской, что вернется, когда мальчика отвезут после операции в реанимацию.
— Он к вам очень привязался, — сказала одна из сестер. — Все спрашивал, придете ли вы к нему перед операцией.
Андрей отправился в рентгеновское отделение. Нужно было проверить кое-какие снимки и заказать материалы из Москвы для своего исследования. Ему пора подумать о статье, которую нужно сдать к середине будущего года. Сейчас они уже, наверное, закончили отделять мышцы. Уже показалась дистальная часть бедренной кости. Бродская оперирует грамотно. Она позаботится о том, чтобы как можно эффективнее сформировать полноценную культю из мышц вокруг костного спила.
«Кто-то рылся в этих папках — они все стоят не по порядку. Вряд ли это Софья…»
Качество проведенной операции в дальнейшем имеет для пациента решающее значение; люди этого не понимают. Все думают, если вообще задумываются о таких вещах, что отпилить ногу — дело нехитрое. А ведь именно тончайшие нюансы операции решают, будет ли у пациента вместо ноги болезненный обрубок, к которому невозможно подобрать протез, или нормальная культя, которая снова позволит ему ходить.
Ах, вот эта пластинка, которую он искал. Не слишком четкое изображение… Неужели нет снимка получше? Надо будет спросить у Софьи. Ногу, должно быть, уже отняли. Андрей никогда не использует слово «ампутант», даже наедине с собой. Если думать о пациентах в таких терминах, то недолго начать относиться к ним, как к иному виду живых существ.
— У него теперь будет фальшивая нога? — спрашивает Коля, собирая остатки подливки хлебом.
— Да. Сначала он будет передвигаться на костылях, пока рана не заживет, а потом ему подберут протез.
— Фальшивая нога… — Коля качает головой. — Интересно, а куда они убирают ее на ночь?
— Коля… — одергивает Анна.
— Беда в том, что люди говорят «фальшивая нога», а никто не думает о практической стороне дела.
«Или реальности», — думает Андрей. Потому что ни к чему об этом задумываться, пока сам с этим не столкнешься.
В наступившем молчании Коля спрашивает:
— Аня, можно мне добавки?
— Добавки не осталось. Ты все съел.
Коля тут же уходит в себя. Одним пальцем он выстукивает по столу ритм. Глаза его полуприкрыты, взгляд обращен внутрь. В наступившей тишине слышен только стук приборов Анны и Андрея.
— Хотите, я вам что-нибудь сыграю? — отрывисто спрашивает Коля совсем другим тоном, чем раньше.
— Это было бы прекрасно, — откликается Анна. — Но после того как поставишь тарелки в раковину.
— Ты знаешь, что я единственный мальчик в классе, который делает всю домашнюю работу? — замечает Коля, ловко собирая со стола ложки и тарелки, так что ни одна даже не звякает.
— Всю домашнюю работу! — повторяет Анна. — Как бы я хотела быть тобой, Коля. И, кстати, откуда ты знаешь? У вас что, опрос проводили?
— Я просто замечаю такие вещи, — мрачно говорит Коля. — В коммуналке у Левки к раковине нужно отстоять целую очередь. Там есть одна старая стерва, которая вечно торчит возле нее.
— Не говори этого слова, — автоматически произносит Анна.
— Лева поверить не может, что к нам не подселили еще одну семью. Ладно, я просто хотел сказать, что он дома палец о палец не ударяет, да его никогда и нет дома. Вот, готово. Но ты, наверное, предпочла бы, чтобы теперь я помыл посуду, а не сыграл тебе красивый ноктюрн?
— Ноктюрн, правда? Давай тогда я помою.
Это предложение мира. Сквозь открытую дверь она видит, как Коля усаживается за инструмент, разминает пальцы и откидывает голову назад: этот жест всегда напоминает ей коня, на которого накинули узду. Он не большой поклонник Шопена.