Катон покачал головой. — Не припомню.
— Как жалко. Он человек значительных способностей. Владеет многими восточными языками и хорошо знает регион. Именно такой человек будет рядом с тобой для решения поставленной задачи. Я уже проинформировал его о миссии. Фактически, он уже ждет снаружи. Думаю, вам двоим пора познакомиться. — Корбулон подошел к двери и открыл ее. — Аполлоний, пожалуйста, зайди.
Человек, которого Катон видел ранее, вошел в комнату и, не спросив, пододвинул табурет к краю стола. Он осторожно поставил флейту.
— Благодарю вас за это. Это как раз то, что мне было нужно.
— Я рад, — ответил Корбулон. — Хорошо за ней приглядывай.
— Я сделаю все возможное, чтобы однажды вернуть ее тебе, — улыбнулся Аполлоний. — Вам она еще может понадобиться.
Командующего, похоже, не задело несколько фамильярное отношение мужчины, когда он вернулся в свое кресло.
Катон заколебался. Он почувствовал волну раздражения от того, что с этим человеком, Аполлонием, имело место такое фамильярное общение. Как будто он был агентом полководца, а Катон — его помощником, а не наоборот.
Корбулон откинулся на спинку стула и продолжил. — Разреши представить Аполлония, сына Демиппа из Перги. Возможно, ты слышал о его отце.
Имя всколыхнуло далекие воспоминания. — Философ? Последователь школы циников, если я припоминаю.
— Действительно он был, — одобрительно кивнул Корбулон.
Катон приподнял бровь. — Был?
Аполлоний сел вперед, уперся локтями в колени и, сцепив руки, внимательно посмотрел на Катона. — Мой отец умер в ссылке несколько лет назад. Я удивлен, что ты о нем знаешь. Я думал, что его репутация ограничивается узким кругом ученых здесь, в восточной части Империи.
Хотя его голос был низким, с богатым тембром, Аполлоний говорил мягко, и в его речи была приятная мелодия и ритм, которые мгновенно расположили к себе Катона, прежде чем вмешалась его естественная осторожность. — Я признаю, что его работы нелегко найти в Риме, — ответил трибун. — Циники вышли из моды во время правления Августа, но в юности я нашел его «Эстетику бытия» в библиотеке Тиберия.
— И? — Аполлоний слегка склонил голову набок, его темные глаза не отрывались от Катона.
— Меня впечатлило многое из того, что он написал.
— Но…
Катона раздражало то, что другой человек так легко уловил его сомнения по поводу работы. Он тщательно составил свой ответ. — Хотя я восхищался его стилем и ясностью, с которой он передал свои мысли, большинство его идей были заимствованы из работ более ранних философов. В частности, Зенона. Не то чтобы нет ничего плохого в том, чтобы продвигать работы более ранних мыслителей на более высокий уровень, применяя диалектику. Но я счел его опору на эпихерейму неубедительной. Однако я всего лишь солдат. Тем более римский солдат.
Воцарилась тишина, пока Аполлоний смотрел прямо на него, словно призывая его продолжать. Затем он внезапно покачал головой и засмеялся, повернувшись к Корбулону. — Он хороший малый! Мне нравится этот парень.
— Я сказал вам, что у него задатки дипломата.
— О, он больше, чем дипломат, — продолжил Аполлоний. — Он упрямый интеллектуал, самый лучший. Мой старик, возможно, заткнул глаза большинству своих последователей, но трибун увидел его насквозь. — Он снова повернулся к Катону. — Как бы то ни было, мой отец был плагиатором. Вот почему я отказался последовать его примеру и применил свои таланты в другом месте, — он коротко понимающе улыбнулся, прежде чем снова обратиться к командующему. — Он прекрасно справится. Как раз то осознанное остроумие, которое ценит Вологез. Что еще более важно, он знает, когда это обуздать. Где вы нашли такого офицера? У меня создалось впечатление, что почти все римские аристократы, которые облачились в солдатские одежды, тихо подавляли те интеллектуальные страсти, которые у них были ранее.
— Обычно так и есть, — согласился Корбулон. — Но наш друг, трибун Катон другой. Не дайте себя обмануть качеством его одежды и развитым умом. Он не аристократ. Он поднялся по служебной лестнице и женился, добившись богатства и положения.
— Это меня нисколько не удивляет. Мне еще предстоит встретить традиционного римского аристократа, который не чувствовал бы желания дотянуться до меча всякий раз, когда кто-то упоминает культуру. — Аполлоний виновато развел руками. — Присутствующие здесь, естественно, исключение.
— Естественно, — холодно ответил Корбулон. Его сердечность исчезла, и выражение его лица снова приобрело твердый вид армейского командира. — У вас есть приказ, господа. Пусть боги благосклонно относятся к вашей миссии. Трибун, отбери десять хороших солдат в качестве личного эскорта. Им нужно быть опытными наездниками, имей в виду.