Катон остановился и повернулся к Макрону. — Я прощаюсь здесь, мой друг.
Макрон кивнул, и они схватили друг друга за предплечья. — Пусть боги присматривают за тобой и защищают, господин.
Катон ослабил хватку, затем сунул руку в сумку и вытащил запечатанный воском свиток, заверенный его кольцом всадника. — Если со мной что-нибудь случится, этот свиток укажет тебе имя моего банкира в Риме и то, сколько он держит на моем счету. Еще есть дом. Приглашаю тебя жить там с Петронеллой, если вы решите не ехать в Лондиниум, пока Луций не станет достаточно взрослым, чтобы эффективно использовать свое наследство. Я положил свое новое завещание в сейф когорты, если оно понадобится.
— Будем надеяться, что оно не понадобится.
— В самом деле, — мрачно улыбнулся Катон и повернулся к ожидающим. Он снова застегнул пряжку седельной сумы, затем взял поводья, которые вручил ему Фламиний, и вскочил в седло своей лошади, каштановой кобылы, усевшись по удобнее для предстоящей поездки. Когда он был готов, он повернулся к остальным и увидел, что Аполлоний уже сел, не дожидаясь приказа. Он колебался, испытывая сильное искушение окрикнуть ему спешиться, но побоялся, что это может показаться мелочью и сорвать миссию с самого начала. Куда бы они ни направлялись, он не мог позволить, чтобы небольшая группа была расколота соперничеством и негодованием. Вместо этого он успокаивающе вздохнул.
— Посольский эскорт, по коням!
Мужчины забрались в седла, быстро устроились и взялись за поводья. Каждый нес личные вещи и походные пайки в крепких сумах, перекинутых через спины их кавалерийских лошадей. Поверх туник были надеты кольчужные доспехи, а шлемы, щиты и фляги свисали с лук седел. Непосредственно при них остались мечи и кинжалы. Один из мужчин нес знамя командующего Корбулона с изображением нападающего быка. Катон не хотел брать с собой штандарт, опасаясь, что он может стать трофеем для царя Вологеза, но Корбулон настаивал, утверждая, что это будет свидетельствовать о его добросовестности, а также доказывать, что Катон действовал от имени полководца.
Беглый взгляд на людей и их лошадей показал, что они были готовы, и Катон махнул рукой в сторону дороги впереди.
— Выдвигаемся!
Он ткнул коленями в бока лошади, и кобыла пошла вперед. Аполлоний двинул своего коня вперед рядом с Катоном, затем ехал Фламиний в сопровождении эскорта, в колонне по двое. Повернувшись в седле, Катон увидел Макрона прямо за воротами и поднял руку в знак приветствия. Макрон попрощался в ответ. Катон повернулся лицом к себе и заставил себя не думать о тех, кого он оставлял позади.
— Ты готов к этому, трибун? — спросил Аполлоний.
Катон взглянул на него и увидел расчетливое выражение в глазах собеседника. — Я всегда готов выполнить мои приказы в меру своих возможностей.
Грек посмотрел на него и цинично улыбнулся. — Стандартный ответ, какой я часто слышу. Тебе нужно будет постараться лучше, когда мы будем обращаться к парфянам. Я бы посоветовал тебе честно отвечать в таких вопросах и приберечь осторожные ответы на время, когда это будет более уместно. Это поможет тебе выглядеть порядочным человеком.
— Выглядеть? А что заставляет тебя думать, что я не порядочный человек?
— Я не говорил, что это не так. Но когда ты ведешь переговоры с парфянами, важно то, кем ты кажешься. Лучше быть интриганом и казаться честным, чем быть честным человеком, которого могут принять за заговорщика.
— И ты думаешь, что я такой?
Аполлоний на мгновение задумался, прежде чем ответить. — Мне сказали, что ты хороший офицер, и что ты столь же сообразителен, сколь и храбр. Однако я почти не знаю тебя, поэтому пока оставляю за собой суждение на потом.
— А как насчет тебя, Аполлоний? Какой ты человек? Мошенник? Шпион? Или дипломат?
Аполлоний усмехнулся. — Я — все это вместе, трибун. И даже больше. Просто будь благодарен за то, что я на твоей стороне. Пока что, — добавил он с задумчивым выражением лица.
Катон наклонился немного поближе и понизил голос, чтобы их не было слышно сквозь ровный топот копыт. — Я скажу это сейчас, грек. Если я хоть когда-нибудь подумаю, что ты обманываешь всех нас и заводишь нас в западню с какой бы то ни было целью, я сам перережу тебе глотку.