Проснулась она уже после полудня; прислушалась — все было тихо; сквозь щели играли солнечные лучи, деловито прял свою паутину паук…
Слезть с чердака она не могла, так как лестница была убрана, посмотреть в окно ей тоже не удалось, оно было забито досками.
Евдокия Николаевна лежала и думала.
Ей вспоминались все подробности неожиданного освобождения, и в душу ей начали закрадываться невольные сомнения.
Она видела трех человек, принимавших участие в этом деле; все трое — Елена Соловьева, Маруся Макова и Николай Венецкий — были ей знакомы еще в довоенное время; за всех троих она могла бы тогда поручиться, что они настоящие советские люди, хорошие, честные и неспособные на подлость…
Она всегда несколько идеализировала людей, меряя их на свой аршин, но война заставила ее о многом и о многих изменить свое мнение.
В партизанские лесные лагеря, где люди жили по советским законам и меряли жизнь советской меркой, доходили сведения о том, что некоторые советские граждане теперь работают у немцев. В психологии Евдокии Николаевны, страстной, убежденной коммунистки, не укладывалась сама возможность совместной работы с врагами и фашистами, и она с болью и скорбью вычеркнула этих людей из своего сердца: они были предатели, изменники родины, они работали на врагов.
Она знала, и Лена сегодня подтвердила это, что Венецкий — бургомистр Липни; сегодня она узнала, что сама Лена работает агрономом, и особенно ею любимая Маруся Макова тоже работает в немецком учреждении.
И эти самые люди, сотрудники врагов, с риском для собственной жизни, освободили ее, попросту выкрали из тюрьмы под самым носом у немцев!..
Почему они это сделали? Что их заствило?…
Мелькнула страшная догадка: вдруг это провокация, чтоб выпытать у нее те сведения о партизанах, об их местопребывании, количестве, вооружении, намерениях, — сведения, которых безуспешно добивались от нее и жандармский хауптман, и его переводчик, и шеф-полицай Лисенков!..
Может быть, это освобождение, через лазейку под фундаментом, было заранее согласовано с немцами, потому они и не помешали?…
При этой мысли ей стало холодно, и больно, и гадко… Нет, этого не может быть!.. Это уж слишком подло!..
А что если?…
Если они — наши, если они связаны с партизанами и работают для общего дела, а их служба в немецких учреждениях — только маскировка для отвода глаз?
Ее сердце, только что больно-больно сжимавшееся при мысли о подлости провокаторов, при новой догадке переполнилось радостью. Она вскочила с постели, начала ходить по чердаку взад и вперед, даже запела, но, вспомнив о конспирации, поспешно замолчала и притихла.
Но вскоре она вновь начала сомневаться…
Лена, уходя, сказала: «Разговоры будут вечером!», и пленница ждала этого вечера с великим нетерпением.
Наконец, внизу стукнула дверь, раздались шаги и голоса; слышно было, как принесли лестницу, как приставили ее к стене, как она заскрипела, когда кто-то на нее полез… Крышка люка приподнялась и показалась голова Лены.
— Евдокия Николаевна! Где вы там? Слезайте!
Спустившись вниз, Евдокия Николаевна оказалась лицом к лицу с Венецким.
— Здравствуйте! Садитесь с нами обедать!
Козловская рассеянно поздоровалась и удивленно переводила взгляд то на него, то на Лену.
— Кто же живет в этом доме? — спросила она, наконец.
— Мы живем! — ответил Николай Сергеевич. — Это губернаторский дом… Я же теперь важное лицо: бургомистр города Липни… Но кого вы ищете?
— Где же Валентина Федоровна?
— Вот вы кого вспомнили!.. Не знаю, где она теперь, вероятно, в советской России, куда я никогда не вернусь, а, если придется вернуться, то меня отправят в такое место, которое Валентине Федоровне никак не может понравиться… Меня с ней связывал только сын, он погиб, и теперь никакой связи больше нет… Впрочем, для вас это хорошо, что ее здесь нет: она бы уж наверняка всему свету разболтала бы, что у нас на чердаке гость… А теперь у меня другая жена!
И он с ласковой улыбкой положил руку на плечо Лены.
Евдокия Николаевна покраснела.
— Простите!.. Я не знала этого!.. Я не могла понять, почему вы тут оказались вместе с Леночкой…
— Вместе! С тех пор, как она спасла меня из плена, вместе живем и работаем, воюем и горюем!.. Вместе умирать будем, если убьют, вместе отвечать будем за все свои дела, если спросят!..
Гостья продолжала внимательно всматриваться в лица своих хозяев.