— Да!.. Нет, нет, что вы?!.. Идите, спасайтесь, спрячтесь!..
И он выбежал из комнаты.
Лена тоже вышла и пошла домой своим обычным мерным шагом, никуда не прячась и не обращая на бомбежку никакого внимания, даже желая, чтоб она на этот раз протянулась подольше, чтоб необстрелянный, присланный откуда-то из глубокого тыла работник НКВД не передумал и не задержал ее снова.
Несколько дней она ожидала вторичного вызова, но его не последовало. Может быть, следователю было немного совестно за свой страх перед бомбежкой, а, может быть, обстоятельства сложились так, что ему не осталось времени заняться райзовской агрономшей, которая не захотела отступать в Марково.
Титыч исчез бесследно.
— Маруся! Опять уходят! — тревожилась Анна Григорьевна.
— А что, я могу их удержать? — огрызнулась Маруся. — Пускай идут!.. Хоть не будут со «спиртиком» приставать, да отчеты спрашивать, почему да отчего мы у немца оставались… А то надоело!.. Немцы по кладовкам лазили, а эти в душу лезут!..
— Может быть, и ты пошла бы? — нерешительно проговорила мать. — Тот капитан вчерашний предлагал устроить в госпиталь…
Но Маруся с досадой отмахнулась:
— Чего меня понесет нелегкая?.. Тогда, первый раз, когда про немцев всякие страхи рассказывали, и то я не ушла… А теперь, если немцы опять придут — они, можно сказать, наши старые знакомые… Правда, Аленушка? — обратилась она к Лене, которая сидела в этот день у Маковых с самого обеда.
— Правда-то правда, а у тебя, все-таки, сердце не на месте: злишься чего-то…
— А оттого, что зло берет! Кричали, кричали: «Освободили Липню!», «Победа под Липней!», «Новый Грюнвальд!», «Погонят немцев до самой границы!»… По всему свету раструбили про победу, а сами — пожалуйста!..
Она указала рукой в открытое окно, через которое в надвигавшихся сумерках еще хорошо были видны с горки запрудившие Вяземский большак отступавшие воинские части.
Помолчав, Маруся насмешливо спросила:
— Ведь и тебе Трофимов говорил «не оставаться в Липне, а приезжать в Марково»?… А ты не очень-то торопишься догонять советскую власть…
Лена чуть заметно улыбнулась.
— Мне-то догонять советскую власть, пожалуй, не стоит: я — поповна!..
Маруся вытаращила глаза.
— Какая поповна?
— Самая настоящая! Мой отец был священником в Днепровске, а потом в Родославльском районе.
— Где же он теперь?
— Был выслан в лагерь и там умер.
— Но ведь ты же говорила, что воспитывалась в детдоме?
— Это было позднее. Я даже в двух детдомах была, благодаря этому удалось замести следы, а то… Вот ты, Маруся, только теперь столкнулась с людьми, которые на тебя косо смотрят и в душу лазают, а ко мне еще в детстве в душу лазали и перевоспитывать пробовали… И немало мне пришлось врать и притворяться, и всякую дипломатию разводить… Я была при советской власти наполовину вне закона, потому и не стану ее догонять!.. А ты — активистка, комсомолка…
— Бывшая комсомолка!.. Теперь я тоже вне закона — убедилась за этот месяц!.. Да, видно, и комсомолка-то я была липовая… Раньше я верила во все — и в коммунизм, и в Сталина… А теперь…
Она замолчала, потом вдруг совершенно неожиданно запела:
— «Сталин — наша слава боевая…»
— Ну, еще петь вздумала! Перестань! — завочала Анна Григорьевна, но Маруся не перестала, а, напротив, повысила голос, и на второй строфе к пенью присоединилась и Лена.
Подруги пели во всю силу звонких молодых голосов. На западе горела заря, а на востоке клубились по небу тучи, и сливаясь в сумерках с этими тучами, уходили в даль по пыльной дороге машины, танки, пушки, повозки и — пехота, пехота без конца…
Уходила советская армия, девиз которой был: «За Родину, за Сталина!» и, провожая эту армию, неслись из маленького домика два звонких девичьих голоса:
Окончив одну песню, запели другую, тоже о Сталине:
Потом начали вспоминать все песни о Сталине, которые только знали, а их в те годы пелось немало. Они сами не знали, что их заставило петь, может быть, хотелось попрощаться с прошлым, со всем, что было в этом прошлом и хорошего, и горького?..
В их голосах звенела и тоска, и чуть заметная насмешка не то над жизнью, не то над самими собой… Маруся раза два даже выговорила на немецкий манер «Шталин», но потом перестала…