«Сельско-хозяйственный» немец и на самом деле оказался «хорошим дядькой»: лет пятидесяти с лишним, высокого роста, совершенно седой, с некрасивым лицом и умными глазами; он встретил Лену очень приветливо и вместе с тем по-деловому, без всяких, обычных среди немцев, солдатских шуточек и произвел на нее наилучшее впечатление.
Лена обладала исключительной памятью на имена и названия и в течение двух часов сумела составить полный список всех трехсот двадцати двух деревень Липнинского района с подразделением по сельсоветам. Все названия она написала латинскими буквами.
Шварц просмотрел список, одобрительно кивнул головой и подал Лене карту крупного масштаба на немецком языке.
Это был кусок Днепровской области, где были обозначены, с большими искажениями в названиях, многие, но далеко не все населенные пункты; «Липнья» помещалась в правом нижнем углу, а большая часть района — вообще за пределами карты.
Принесли еще несколько подобных карт; Лена соединила вместе четыре штуки, обчертила границы Липнинского района, захватив четыре соединенные угла, разделила на сельсоветы и вписала еще целый ряд недостающих деревень.
«Хороший дядька» остался очень доволен работой, а узнав, что Лена — агроном, долго расспрашивал ее о почве, посевах и хозяйстве в разных частях района. Самое деятельное участие в этом разговоре принимали Маруся и ее пузатый словарь.
Эта беседа была прервана появлением двух женщин, пришедших к коменданту с жалобой на шеф-полицая Баранкова, который требовал у них спирт, а когда ему не дали, забрал у них вещи: пальто, одеяло и валенки, и в придачу избил хозяйку вещей.
Шварц нахмурился.
— Конрад! Вызвать бургомистра!
Маруся подтолкнула Лену локтем.
— Ну, бургомистру достанется! — шепнула она. — Рыжий никаких жалоб на бургомистра с шеф-полицаем не принимал, отсылал всех обратно к бургомистру, а этот дед, кажется, наведет суд и правду.
Сальников явился, как всегда с низкими поклонами и с измятой шапкой в руках; нос его был краснее обыкновенного.
Шварц сурово спросил, по какому праву шеф-полицай бьет людей и отбирает вещи.
Сальников закланялся еще ниже.
— Господин комендант!.. Она все врет!.. Вы ее не слушайте!.. Иван ее и не бил совсем, так — пихнул разок… Она, значит, немецкую власть ругала…
— А вещи у нее почему отобрали?
— Врет она, господин комендант!.. Ничего у нее не отбирали…
Но не успел Конрад перевести, как обе женщины накинулись на бургомистра.
— Это я вру?… Сам ты врешь, старый пьянюга!.. Совести у тебя нет!.. Не отбирали?… А пальто?… Новое, зимнее… А одеялко кто взял?… Гад ты, а не человек!.. Залил бельмы и над народом издевается!.. Кондратий Иваныч, скажи ты коменданту, что нам от них житья нету!.. Какие они начальники, что старик, что Иван… Подавай им спирту, да мяса, да того, да другого!.. А как не дал чего, Баранок драться лезет!.. из винтовки грозится застрелить!.. Придет в хату, и давай забирать все, что на глаза попадет… валенки новые с ног стащил… Свои, русские, а хуже немца!..
Баба вдруг испуганно замолчала, поняв, что сбрехнула лишнее.
— Неужели Конрад такой дурак, что и это переведет? — шепотом воскликнула Маруся, напряженно следившая за разговором.
Теперь ее лучшая подруга сидела с ней рядом, и ей было с кем делиться впечатлениями и соображениями.
Конрад, сильно сокративший описание подвигов Баранкова, дословно перевел нелестное мнение бабы о немцах; но Шварц только улыбнулся.
Вошел Баранков и начал оправдываться, но комендант даже не стал его слушать.
— Даю начальнику полиции срок — двадцать минут! — проговорил он, глядя на часы. — Принесите сюда все вещи, которые были отобраны у этих женщин!
Баранков скрылся.
Не через двадцать, а через десять минут вещи появились.
— Что же вы говорили, что ничего не отбирали? — обратился Шварц к Сальникову.
Старик, пойманный с поличным, смущенно топтался на месте.
— Да они беженки, пан комендант! — наконец придумал он оправдание. — Они от немца уходили, в Маркове были, хотели к красным уйти, к Сталину…
— Вернуть всем, беженцам и не беженцам, все отобранные вещи.
Бургомистр с готовностью закивал головой и стал уверять, что если господин комендант прикажет, он, Сальников, все выполнит, так как он всей душой предан немецкой власти…
— Раус!..
Это немецкое слово переводить не пришлось: оно было хорошо известно бургомистру.