Венецкий послал про себя нахальную Фрузку к черту и решил не связываться.
В тот день он впревые почувствовал, что, хотя он и хозяин города, но власть его — понятие весьма относительное.
Глава 11
Под мирной властью крайсландвирта
По всей Пролетарской улице, которая теперь называлась «Хауптштрассе», или «главной улицей», стояло множество саней: это по распоряжению коменданта съехались старосты деревень со всего района.
В большом зале и коридоре бывшей школы собралось более трехсот человек; тут было много седых стариков, были мужчины средних лет, несколько юношей, почти мальчиков и даже две женщины, хотя по немецким законам им не разрешалось занимать административные должности.
Маруся регистрировала прибывших, а сидевшая рядом с ней Лена вписывала фамилии старост в пустые графы длинного, на немецком языке, списка всех деревень района.
Стоял гул, вернее, шелест от шепота многих голосов; громко почти никто не говорил, даже на вопросы Маруси большинство отвечало вполголоса.
Вошли зондерфюреры Раудер и Шварц в сопровождении переводчика Конрада и бургомистра Венецкого.
Раудер взял из рук Лены список, посмотрел его и поморщился: восемь деревень не имели отметки о прибытии старост.
— Все ли зарегистрированы? — спросил он.
Конрад по-русски повторил вопрос, ответа на него не последовало.
Венецкий на всякий случай крикнул в коридор:
— Все ли записались?
В коридоре нашлось еще два человека незаписанных, шестерых так и не обнаружили.
Раудер что-то проворчал насчет русской неаккуратности и приказал всем зайти в зал.
Конрад, при помощи неведомо откуда подоспевшего Виктора, втиснул всех в комнату, и Раудер в битком набитом зале начал собрание.
Прежде всего он сообщил собравшимся, что Липня и весь Липнинский район находится под властью Германии, что все избранные старосты, являясь начальниками у себя в деревнях, должны во всем подчиняться немецкой власти, в частности — непосредственно Крайсландвирту.
Затем он заверил, что Крайсландвирт со своей стороны сделает все возможное, чтоб помочь наладить в районе сельское хозяйство, особенно в тех деревнях, которые пострадали от войны.
И напоследок он представил всем собравшимся их непосредственных русских начальников: бургомистра Николая Сергеевича Венецкого и шеф-агронома Анатолия Петровича Старова.
Последнего Раудер на днях привез из Бахметьевского лагеря. Это был воспитанник Темирязевской академии, крупный агроном, имеющий свои научные труды, но в настоящее время, после ранения и лагеря, он еле передвигался на костылях.
По окончании речи Раудер взял список и начал сам вызывать записанных, но из этого ничего не получилось: оба, и зондерфюрер, и переводчик, так перевирали русские фамилии и названия деревень, что их никто не понимал.
Пришлось за это дело взяться Марусе. Звонким отчетливым голосом диктора она вызвала девять человек первого по списку Автономовского сельсовета.
— Пусть выйдут вон и изберут между собой старосту сельсовета! — приказал Раудер.
Автономовские начальники деревень начали неуверенно пробираться к выходу: видно было, что они не совсем поняли, зачем именно их отослали.
Тогда на помощь им в коридор вышел Венецкий.
Следующим был отправлен в коридор на совещание коллектив старост Барановского сельсовета, затем Вознесенского, и так далее, по алфавиту.
Седьмым по списку был Завьяловский сельсовет — пригородный, земли которого вплотную примыкали к городской территории.
— Деревня Завьялово, Лисенков Василий Данилович! — вызвала Маруся.
К столу, расталкивая народ, торопливо подошел еще не старый человек, высокий, худой, рыжеватый, с мелкими, женственными чертами лица и бегающими зеленоватыми глазами.
Этого человека все приметили еще до начала собрания, так как он громче всех и больше всех разговаривал и очень усердно ругал Советскую власть.
Даже теперь, представ перед лицом сурового Раудера, он счел своим долгом сообщить ему свое мнение о текущей политике.
— Немец гут, пан комендант!.. немец — хорошо!.. Коммунист — …, - он добавил ставшее уже общеизвестным немецкое ругательство.
Раудер холодно усмехнулся, удивляясь как лексикону русского старосты, так и его подхалимству, и презрительным тоном произнес по-немецки длинную фразу, смысла которой не понял даже переводчик Конрад. Но Лисенков, не смущаясь, притворился, что понял и с готовностью закивал головой: