— Иваныч, сколько у тебя готовых печек? — без всяких приветствий и предисловий спросил Виктор, распахивая дверь большой комнаты, превращенной в мастерскую.
Хозяин замялся.
— Да вот… все… — он указал на угол, где у него лежала готовая продукция.
— Раз, две, три… восемь штук!.. Маловато!.. Но на сегодня и это хорошо; завтра еще сделаешь штук десять… Забирайте печки, ребята!
— Куда, куда, Виктор Степаныч?!. Это же на заказ сделано… Мне люди уже заплатили!..
Буянов растопырил руки и пытался загородить свои изделия собственным телом, но Виктор бесцеремонно отодвинул его в сторону.
— «Куда, куда!» — передразнил он Буянова. — Не кудахчи! В больницу, для пленных, для раненых — вот куда!. Ты тут дома в тепле сидишь, а они, целая колонна, на дворе мерзнут!.. А ты еще жалеешь!.. Жмот!..
— Я же работал, и железо собирал! — горячился слесарь. — Разве это легко? Железо-то теперь под снегом, его и не найдешь… Кто же мне заплатит?
— Венецкому говори! Если ты стоишь того, чтоб тебе платить — он заплатит, а не стоишь — и так печки отдашь!..
Плоды трудов Буянова уже были вынесены на улицу.
— А как же мои заказчики?… Степаныч! Не могу я печки отдать — их люди ждут!..
— Подождут твои заказчики! — уже с крыльца хладнокровно отозвался Виктор, поправляя на плече винтовку.
Через час из заколоченных и еще не заколоченных окон больницы высунулись железные трубы, и из них повалил густой дым. По палатам начало распространяться тепло, и раненые потянулись от костров под крышу.
Но поместить под крышу и обогреть все это множество народа было только половиной дела: надо было еще их накормить.
Как только Венецкий убедился, что работа по уборке и оборудованию корпусов пошла полным ходом, он оставил за главного начальника Володю, а сам вернулся в комендатуру и вызвал к себе Егоренкова.
— Здравствуйте, Сергеич! Денек-то сегодня какой хороший! — проговорил, входя в кабинет бургомистра, владелец липнинского «ресторана».
— Здравствуй, Федор Семеныч! Денек хороший, а дело у меня к тебе еще лучше!
— Какое же дело?
— Ты в плену был?
Егоренков удивился.
— В плену? А как же!.. Был… чуть с голоду не подох… хорошо, что нас через свои места повели, так что удалось удрать…
— Сегодня ты пленных видел?
— А неужели ж?.. Конечно, видел!.. Думали мы, что уже все, что их гнать не будут, а тут — на тебе!.. снова…
— Они остаются в Липне! — перебил его бургомистр. — Помещаем их в больнице… Вот тебе требования: получишь на пекарне весь готовый хлеб, а на мельнице еще триста килограмм муки; остальное достанешь сам! И всех пленных мне сегодня накормить!
Егоренков отшатнулся.
— Сегреич!.. Да что вы говорите?!.. Чем же я накормлю такую прорву?!..
— Если захочешь — найдешь, чем накормить!
Венецкий поднялся со стула, стоял, выпрямившись во весь рост, смотрел владельцу чайной прямо в глаза и чуть заметно насмешливо улыбался.
Егоренков хотел было еще что-то возразить, но вдруг раздумал, махнул рукой и рассмеялся.
— Ладно, Сергеич, накормлю! Сейчас своим бабам скажу, чтоб на всю армию баланду варили!
— Вот так-то лучше! — усмехнулся бургомистр.
— А хитер же ты, Сергеич! — сказал бывший продавец. — Первым делом — «был ты в плену?»… Ну, я пошел, значит, организовывать кормежку.
— Счастливо!
Когда солнце уже заходило, к больнице подъехало более десятка саней, принадлежавших помольщикам, постоянным клиентам чайной; на этих санях Егоренков привез хлеб и «баланду» в кадушках и молочных бидонах.
Володя, взявший на себя обязанности главного раздатчика, придирчиво попробовал «баланду»: она была еще горячая, в ней плавали ржаные клецки и кусочки картошки и капусты, была она посолена и заправлена толченым льняным семенем, и по военному времени оказалась вполне съедобной.
Егоренков задание бургомистра выполнил добросовестно.
В комендатуре в этот день из русских сотрудниц сидела только одна Лидия Пузенкова; она тоже сходила на улицу, поглядела на пленных, поахала над их участью, а потом вернулась в канцелярию и прочно уселась на своем стуле.
Все прочие занялись сбором по городу одежды, белья, постельных принадлежностей и всего, что нужно было для оборудования госпиталя.
Анна Григорьевна Макова собственноручно притащила в больницу большой узел, и многие другие с радостью давали для раненых, что могли.
Но очень много оказалось и таких людей, которые отказывались дать хотя бы тряпку под предлогом, что у них самих ничего нет; эти люди жаловались на голод, на тяжелую жизнь, и в числе их были некоторые, про кого весь город знал, что у них-то как раз есть очень много своего и чужого имущества.