Ей шел восьмой год.
На всю жизнь, во всех подробностях запомнилась ей тревожная, бессонная ночь, когда пришли люди, которых в среде ее семьи и знакомых называли «гепеушниками», перевернули все в квартире вверх дном и увели отца.
Запомнила она и тюремные ворота, около которых они с матерью много раз, в толпе других людей, долгими часами стояли с передачей…
Когда они пришли туда в последний раз, передачу у них не приняли и сообщили, что Михаил Соловьев уже выслан на далекий север.
Прошел еще месяц, и их любимая церковь, где служил перед арестом отец Михаил, где пели в хоре Нина и маленькая Лена, была закрыта….
И девочка ничего не спрашивала, не плакала — она только смотрела большими расширенными глазами, удивительно похожими на глаза отца, — и молчала.
С этих дней она перестала быть веселым, доверчивым ребенком, она научилась молчать, научилась скрывать свои мысли и чувства.
Нина Васильевна горевала, плакала, искала сочувствия, а на глазах восьмилетней Лены с той самой ночи, когда ее отец ушел вместе с «гепеушниками», никто ни разу не видел слез.
Вскоре Нина Васильевна с дочерью переехала из Днепровска в Родославль, где у ее матери был собственный дом.
Лена никогда раньше не видела свою бабушку, которая была очень недовольна замужеством дочери со священником, и в письмах не раз упрекала Нину за то, что она не может заставить мужа бросить «поповство» и заняться чем-нибудь повыгоднее.
Сама бабушка Надежда Фроловна, высокая, толстая старуха с громким густым голосом и властным характером, ходила по большим праздникам к обедне, молилась по пяти минут утром и вечером, крестилась перед едой и считала величайшим грехом пришить пуговицу или зачинить дырку в праздничный день.
Но церковь и молитвы она считала своей, старушечьей привилегией и авторитетно заявляла, что молодежи в церкви делать нечего, потому что не такое теперь время, а грехи замолить они успеют, когда состарятся.
Лене бабушка не понравилась, и старуха тоже невзлюбила внучку.
— Испортили девчонку! — ворчала она. — Хмурая какая-то, неприветливая, смотрит, как бык… ни поиграть, ни посмеяться… другая бы небось приласкалась к матери да к бабке, а она все молчит… бык и есть…
Но ни воркотня старухи, ни прозвище «бык» не могли заставить суровую девочку стать веселой и ласковой.
В первый же день приезда бабушка в разговоре с Ниной назвала Михаила дураком и прибавила:» Не горюй — это к лучшему, что его посадили: ты хоть теперь поживешь по-человечески, а то он и себе, и тебе жизнь испортил»…
Лена ждала, что ее мать ответит на эти слова с возмущением, но не дождалась этого ответа: Нина, которая в Днепровске так горевала и плакала о своем любимом муже, здесь в Родославле слова возразить не смела властной старуху, более того — она стала ей поддакивать…
Но с внучкой у Надежды Фроловны нашла коса на камень: девочка не пустила ее в свое сердце.
Когда дело касалось домашнего хозяйства, Лена молча, беспрекословно слушалась бабушку: она полола огород, чистила картошку, мыла посуду, убирала комнаты, кормила кур и гусей, но никогда ни о чем не просила бабушку и старалась с ней не разговаривать, так что даже не особенно-то чуткая Надежда Фроловна чувствовала, что между ней и внучкой стоит ледяная стена отчуждения.
— Идол бесчувственный! — ворчала она на девочку.
Но Лена далеко не была бесчувственной.
Нелюбовь нелюбимой бабушки трогала ее мало; но она стала замечать, что мать тоже от нее отдаляется, тоже чаще и чаще оказывается по ту сторону ледяной стены и перестает понимать свою дочь.
Девочка потеряла отца — сразу, одним страшным ударом. Теперь она теряла мать — постепенно, день за днем, по мере того, как та все более и более подпадала под влияние старухи.
Слабохарактерной оказалась красивая Нина! — когда она жила с Михаилом, она подчинялась его воле — воле сильного человека, а когда его около нее не стало, она целиком подчинилась воле своей матери, с детства привычной воле, а собственной воли у нее не было.
Не прошло и года после переезда в Родославль, как в большой, добротный, окруженный фруктовым садом дом Надежды Фроловны зачастил один гость.
Звали его Андреем Петровичем, это был еще молодой человек, небольшого роста, быстрый, ловкий, франтоватый, очень высого мнения о своей наружности и прочих своих достоинствах.
Бабушка к нему благоволила; она говорила, что это человек, который умеет жить, что он добился хорошего места, хорошо зарабатывает и еще лучше прирабатывает.