Нет, совсем иначе это ощущалось. Я была словно средневековая королева, ради которой рыцари совершают подвиги. И это не стыдно и не позорно ни для нее, ни для рыцарей. Это доблесть и любовь.
Я даже немного гордилась тем, что пятнадцать лет назад выбрала мужчину, который оказался способен на такие жесты.
Глупые, отчаянные, невозможные. Все равно способен.
И так горько было, как он все просрал ради каких-то баб.
Как же горько, что все это теперь — не для меня.
И даже все деньги мира не заменят мне моего мужа, который был для меня любовью и мечтой. Жаль, что Мише этого не понять.
Я почти плакала, глядя на фото дома, который он подарил моей маме. Красивого дома ее мечты. Я-то маму знала. Поехала к ней и вместе с ней плакала, глядя на альпийскую горку во дворе.
Диснейленд я придумала для детей. Пусть у них от папы останутся вот такие счастливые воспоминания.
Я понятия не имела, чем кончится наша игра. Однажды Миша устанет от нее и отпустит меня — это я знала точно.
Но он взял меня с собой. Мы полетели в Диснейленд все вчетвером!
В холле гостиницы я остановилась и сказала:
— Ты же понимаешь, Миш…
— Два номера, — сказал он регистратору. — Понимаю, — сказал мне. — Поэтому мы с Ваней ночуем в одном номере, а ты с Алисой в другом. Хочешь — и Алису заберу, будет спать на диванчике.
— Не надо… — растерянно сказала я. — Поняла.
В парк мы отправились на следующий же день.
Кареты с белоснежными лошадями! Лимузины! Поезда! Воздушный шар!
Принцессы, бегающие по парку!
Ух!
Я словно вернулась в собственное детство.
Ванька вырос, говорил он. Ха! Да я сама не выросла! Я визжала на аттракционах как девчонка и цеплялась за Алиску, которая снисходительно глядела на меня. Вон, мама, какая затейница. Но тут же визжала сама.
У Ваньки горели глаза.
Миша купил всем мороженого и яблок в карамели, мы прокатились еще на парочке аттракционов и пошли обедать.
Маленький ресторанчик в тихой части парка был заполнен наполовину, места еще оставались. Девчонка на роликах подкатила к нам, мы еще даже сесть не успели. Протянула меню. Дети принялись рассаживаться, Миша сел с ними, а я осталась стоять. Они все посмотрели на меня.
— Я не буду с тобой есть за одним столом, — сказала я.
Воцарилась напряженная тишина.
— В смысле? — С угрозой спросил Миша.
— В прямом, — парировала я. — С человеком, который так со мной себя вел, я не буду есть за одним столом. Или отсаживайся, или отсяду я.
Он буравил меня взглядом минуты три, не меньше.
Но потом молча встал и пересел за соседний стол.
Настроение на остаток дня у всех немного подпортилось, особенно когда я настояла, что представление с мыльными пузырями мы будем смотреть только если Миша отсядет на другой ряд. Сжав зубы, он пересел. Сын посмотрел на меня с уважением, а дочь — со слезами на глазах.
Ужинали мы в хорошем ресторане при отеле.
Тоже за двумя разными столиками.
Миша ел молча, только желваки играли на скулах.
Спать пошли рано, разошлись по номерам, но через полчаса я услышала скрип двери и открыла дверь номера. Миша возился с ручкой двери.
— Куда ты собрался? — Спросила я вполголоса.
— В бар схожу выпить, — буркнул он.
— И снимешь шлюху?
Он выпрямился, глядя на меня.
— Ты совсем долбанулась? — Спросил он жестко. — Как ты обо мне думаешь?
— Как ты того заслуживаешь, — парировала я. — Неизвестно сколько наших поездок ты пропустил не потому что у тебя были дела, а потому что уезжал к своим… девкам!
Он опустил голову и я почувствовала горечь от того, что угадала.
— Хорошо, — Миша вернулся в номер и хлопнул дверью.
Я победила, но победа была горька.
На второй день в парке Миша уже сразу ходил хмурой тучей. Но исправно покупал мороженое и все, что дети хотели — браслеты, футболки, сувениры, кепки. Обедали мы снова за разными столами, и Миша уже сам отсел от нас. Победа, победа… Как же она страшно выглядит.
На выходе из парка нас поймал фотограф.
— Давайте сниматься! Хорошая семья! — Говорил он по-русски, опознав в нас русскоязычных.
Миша сгреб меня на плечи, но я вывернулась и заявила:
— Мы снимаемся без тебя. Отойди!
— Лена! — Рявкнул он. — Давай без шуток! Это память на всю жизнь!
— Вот именно! — Заорала я. — Не хочу всю жизнь о тебе помнить! Ты предал нашу семью! Ты недостоин!
— Быстро подошла сюда! — Он сгреб меня за плечи, зафиксировал и скомандовал. — Фоткай!
Я вырвалась через мгновение после щелчка камеры.
— Все, — сказала я ледяным тоном. — Это было твое последнее выступление. Дети. Мы улетаем домой.
— На какие день… — заорал Миша и осекся.
Деньги у меня теперь были.
Я ухватила детей за руки и потащила их к стоянке такси.
— Истеричка! — Крикнул мне Миша вслед.
— Мам, ты серьезно? — Спросил Ваня.
— Более чем, — буркнула я.
— Но мы еще не покатались на всех аттракционах… — заныла Алиса.
— Боже мой…
— Серьезно, мам. Нас за что наказываешь? — Спросил Ваня.
— И ты на его стороне? — Вызверилась я. — Собирай вещи!
В номере я упала в кресло и услышала, как расплакалась Алиса, уходя собирать чемодан.
Последнее испытание
В душе у меня боролось сразу несколько сил.
Одна требовала не сдаваться, противостоять желанию пожалеть Мишу и детей и выдержать характер. Ведь вот так, по мелочам, обычно и сдаешь свою крепость.
Так я и оказалась после пятнадцати лет брака рогатой женой. Потому что была слишком мягкой и любящей.
Другая сила требовала вывернуться наизнанку ради детей. Пожертвовать собой и сделать так, как лучше им. Ведь мы — лишь почва для нового поколения. Самое главное мое дело в жизни — вырастить счастливых людей. А я уже отработанный материал.
Третья просто хотела быть любимой.
Ничего больше. Просто немного тепла, которого мне так не хватало на этой войне.
Я сама готова была завыть не хуже Алисы, не понимая, что мне делать, какой путь выбрать.
Тихий стук в дверь номера я чуть не пропустила.
Я поднялась и за два шага до двери громко спросила по-английски:
— Кто там?
— Работница отеля, мэм!
Я распахнула дверь, и Миша тут же вытащил меня в коридор, одновременно бросая слова благодарности нашей горничной.
— Стой, дурак! Куда ты меня волочешь!
— Просто хочу поговорить, Лен. Давай отойдем.
Мы отошли в холл, где стояли диваны, и я присела, сложив руки на коленях.
Глаза на него не поднимала.
— Что ты хочешь?
— Если ты еще не поняла — то тебя, — усмехнулся Миша.
Он остался стоять и теперь покачивался с пятки на носок, засунув руки в карманы брюк.
— Не поняла.
— Так пойми. Я тебе который день показываю, что я изменился, а ты не хочешь увидеть, Лен. Давай вот предположим, что я реально стал другим человеком. Как бы ты могла это понять? Что я мог бы сделать для тебя?
Я равнодушно пожала плечами.
— Какая мне разница, кем ты стал?
— Нет, Лен. Разница есть. Мы с тобой идеально друг другу подходим. Ты не найдешь такого как я.
— Зато найду того, кто мне не изменял.
— А он возьмет и изменит! Зато я не изменю больше никогда! Что тебе важнее?