Неважно.
Он отозвался мгновенно:
«Я уже тебе понадобился, любимая? Добить мужа? Увезти тебя на край света? Что пожелаешь?»
Я скинула ему контакт Наташи и добавила:
«Лучше бы ты обезвредил эту тварину, Дим. Тогда бы я поверила. И не то чтобы простила… Нет. Но…»
«Понял».
Сообщение замигало и исчезло. И вообще весь диалог исчез, будто не было.
Я стерла контакт Наташи, а потом подумала и удалила весь аккаунт.
Все, у меня ничего не осталось.
Можно возвращаться к Мише.
Наверное, не стоит ему говорить, что я уже приняла решение.
Да и не было никаких других вариантов. Ведь все, что говорили мне свекровь, подруга и мама, все, что я думала сама, все, что сам Миша говорил — все правда.
Я не тот человек, кто сможет бросить человека, которому обязана всей своей жизнью, в такой ситуации. Не смогу оставить сына без отца. И не смогу глядя в глаза сказать ему «Подыхай».
Я вошла в палату и сразу уперлась во взгляд засиявших черных глаз. Миша помахал мне, чтобы я подошла и села. Прижался ко мне, подтянул мою руку к губам и едва-едва ее поцеловал.
— Теперь мне есть, ради чего жить, — негромко сказал он. — Я выкарабкаюсь, Лен. Я буду ходить, я буду жить, я еще буду таскать его на плечах. Клянусь. Ради тебя и ради его. Ты знаешь, какой я упрямый. Ты знаешь же?
— Знаю, — сказала я и провела ладонью по его отросшим волосам. — За это и люблю.
Его глаза вспыхнули ярче тысячи солнц, но сказать он ничего не успел.
В палату после короткого стука вошло сразу трое полицейских.
Я собралась и повернулась к ним с серьезным выражением лица.
Предстояла тяжелая работа.
Эпилог. Миша
Все было хорошо. Настолько, насколько может быть с человеком, у которого до сих пор были страшные мигрени, а на перемену погоды болели все кости. Но я не жаловался. Потому что после того, что я натворил и после того, чем за это расплатился, то, что я передвигался на своих двоих — было натурально чудом. А боль… Боль проходит. Теперь я это точно знал.
Самой страшной болью был не тот момент, когда Лена спокойно отказалась от меня навсегда, и я ушел, уже понимая, что никогда ее больше не увижу.
Кстати, ошибся.
Самой страшной был тот день, когда я вдруг почувствовал, что люблю ее… Не только платонически. Что все те отбитые части, над которыми, как выяснилось, старались особенно — ожили.
Я не поверил своим ощущениям и потрогал. А потом ворвался к Ленке в ванную, где она лежала в клубах ароматной пены, держа в руке свое татуированное достоинство.
До сих пор мы вдвоем праздновали каждую возвратившуюся функцию моего организма. Надо отпраздновать и эту.
Я любил ее и другими способами, доступными мне.
Потому что не любить эту женщину ни один мужчина не мог. И я оставался мужчиной, даже зная, что могу уже никогда не суметь взять ее как положено.
Вот в тот день она и сказала очень серьезно:
— Миш, давай отложим. Нам надо поговорить.
Ох, как я ее… Любил. В тот день. В тот вечер. В ту ночь.
До криков, воя, до просьб о помиловании.
Проверил свою вернувшуюся мужскую силу по полной программе.
Это был единственный способ куда-то деть всю ту ярости, что я испытал, узнав, кому обязан этим своим состоянием.
А потом узнав о том, что она сделала. Что она написала своему Диме еще раз. Уже после того, как он чуть не убил меня, ее…
ОНА ЕМУ НАПИСАЛА.
Если бы я так не любил эту женщину, я бы с ней развелся в тот день.
Но я уже знал, что такое мир без нее. Наказывать себя еще и этим я не собирался.
— Ты уверен, что это было наказание? — Прошептала она под утро.
— Посмотрим…
К моменту появления своего сына на свет, я уже был почти здоров.
Я взял его на руки и простил миру все то, что со мной произошло.
Если это нужно было, чтобы на свет появился наш сын, значит так тому и быть.
И вот сегодня, в годовщину того дня, когда меня избили наемники Ореховского, в день, когда все было очень хорошо, на телефон Лены пришло новое сообщение. Она крепко спала после долгой ночи, во время которой ее замучил наш сын, а я смотрел на их светлые лица и улыбался.
Писала ей Наташа. Помойная тварь, которую я зря не уничтожил.
«Пусть тебя сожрет ревность и злость, идиотка! Такого мужика прохлопала! Мой мужик почти убил твоего мужика! А ты его проворонила!»
В новый аккаунт Лены сыпались фотографии с ее свадьбы. Она в фате и платье, много-много цветов. Снова в фате и платье, какие-то дома на фоне. Явно тропическая страна. И…
В этот момент на телефон Лены пришло еще одно сообщение. С незнакомого номера. С одним словом.
«Обезвредил».
Разбуженная всем этим пиликаньем, проснулась Лена. Первым делом потянулась ко мне за поцелуем. А потом ловко выхватила телефон из моей руки.
Прочитала сообщение.
— Ореховский молодец, — хмыкнула она. — Оригинально обезвредил!
— И что дальше? — Спросил я. — Какой был план?
— Сейчас… — она листала фотографии Наташи в фате. — Ага, вот оно!
Она показала мне фотографию, на которой была видна табличка с адресом на одном из домов.
— Эта дура его спалила. Сейчас перешлю все фотки в полицию, а дальше они уже разберутся, где он скрывается и возьмут его там на месте.
— Злая ты у меня… — с нежностью сказал я жене, наклоняясь, чтобы поцеловать, ну и заодно пощупать ее мягкую грудь. — А если она уже залетела?
— Что значит, если… — она показала мне еще одну фотку, где было видно живот Наташи.
— Останется одна без мужа?
— Твоих брюликов хватит обеспечить ребенка, — отрезала Лена.
— Не забудешь?
— Не забуду.
— Кусачая ты у меня стала…
— Не нравлюсь? — Тут же взвилась Лена.
— Нравишься… Всегда нравилась и всегда будешь, — заверил я ее, опрокидывая обратно на кровать. Но наш сын, спавший рядом в подушках, недовольно захныкал, побеспокоенный нашей возней.
— И наш сын нравится, — заверил я поспешно.
Но сыну уже многое не нравилось. Он открыл рот и заорал как корабельная сирена.
В двеь спальни тут же раздался стук.
— Родители! — Ломкий голос Вани теперь был скорее басом. — Накиньте что-нибудь на себя и не занимайтесь неприличным, я захожу.
Он распахнул дверь, достичитав до трех и сразу направился к Мише-младшему.
Подхватил его на руки и кивнул Лене:
— Покормишь?
— Полчаса назад кормила.
— Тогда я забираю его гулять, — сказал он и вышел из спальни.
— Кто бы мог подумать, — покачала головой Лена.
— Нам всем пошла на пользу эта история, — сказал я. — Я вот хромаю, Ванька повзрослел, Алиса стала серьезнее, а ты только расцвела.
— Мне нравится твоя хромота и шрамы… — проговорила Лена, поглаживая меня по щеке.
На ее пальце сияло как и прежде обручальное кольцо, которое чуть не стоило мне жизни.
Эта гопота избивала меня особенно сильно, когда я отказывался его отдавать. Потому что оно казалось мне последней ниточкой к потерянной жене.
— Никуда я от тебя такой страшный не денусь.
— Только попробуй… — угрожающе сказала она, целуя меня. — Увижу, что смотришь налево, Миш, я сама тебя так отделаю…
— Вот он — главный секрет супружеского счастья, засмеялся я. — Жена, которая научилась драться.