— Подробно. Скажи. За что. Тебя. Простить.
Он чеканит эти слова так жестко, что я забываю, на каком я свете.
С кем я жила все это время?
Этот мужчина будил меня поцелуями. Этот мужчина приносил мне кофе в постель весь первый год нашей совместной жизни. У нас дома никогда не переводились цветы.
А как он был нежен в постели…
Я ведь помню наш первый раз. Я готовилась к крови и боли, знала, что надо будет перетерпеть. Ради любви. Ради него.
Но он сначала два часа делал мне массаж. Такой нежный, что я растекалась лужицей мороженого. Потом ласкал меня — еще дольше. Я открывала в себе такие удовольствия, о которых и не подозревала. Я извивалась под его руками и умоляла уже сделать это.
Но он не успокоился, пока я не получила удовольствие три раза подряд.
И только тогда, когда я разморенная и мягкая, едва могла поднять голову, он это сделал.
Стал моим первым мужчиной.
Мое тело выгнулось под ним, принято его и навеки запечатлелось только для него одного.
И четвертый раз моего взрывного удовольствия стал неожиданностью даже для него.
Он сказал тогда, что и не подозревал, что девушка может получить оргазм в свой первый раз.
Такой терпеливый и ласковый — во что он превратился сейчас? Почему прогибает меня так, что хочется упасть на пол и заскулить как побитой собаке?
Неужели мой муж настоящий — вот такой?
Признание
Миша смотрит на меня. Он всерьез ждет, что я буду подробно просить у него прощения по всем пунктам?
Я буду.
— Прости меня… — голос подводит и срывается, я заталкиваю слезы внутрь и начинаю заново:— Прости меня, пожалуйста. Я знала, что ты любишь только меня, но когда увидела фотографии, мне стало так больно, что я засомневалась. Поэтому я пришла к тебе, чтобы спросить напрямую, Миш. Я не хочу сомневаться в тебе… Не хочу…
И как бы я ни старалась, но справиться с собой я не смогла. Я разрыдалась и бросилась к нему на шею. Повисла, уткнувшись лицом в рубашку, рыдая громко и со всхлипами, как в детстве от обиды. От самой большой обиды.
Наверное, я просто больше никогда в детстве и не испытывала такую сильную обиду. До сегодняшнего дня. Мой Миша оберегал меня от мира. Всегда защищал, справлялся с самыми тяжелыми бедами. Поэтому я так быстро и сломалась. К кому пойти жаловаться на то, что он меня предал, если моя главная опора и стена — и есть тот, кто меня предал?
— Пожалуйста, скажи, что у нас все хорошо! — Я трогала его за шею сзади, прижималась, но он даже не поднимал рук. — Пожалуйста, любимый мой! Я поверю только тебе! Всегда поверю!
Я подняла голову и увидела, что он смотрит непроницаемым взглядом в стену, а на челюсти играют желваки. Неужели я его настолько раздражаю?
Потянувшись, я попыталась его поцеловать, но он даже не склонил голову ко мне, продолжая просто терпеть мои объятия.
Так страшно…
Мне было так страшно…
Я прошла все стадии от надежды к отчаянию, я испачкала его рубашку тушью для ресниц, когда наконец была уже готова сдаться и сделала один маленькй шаг назад.
В этот момент я почувствовала, как на мою спину легла сильная большая рука.
И прижала меня к твердой груди сильнее, не давая сбежать из объятий.
Мое облегчение было так велико, что я зарыдала вообще в голос. Он вернул мне себя… Вернул мне веру в нас!
Вторая рука зарылась в мои волосы, легла на затылок, и Миша оттянул мою голову, накрывая мои мокрые губы своими — твердыми и сухими.
Он целовал меня жестко, глубоко, врываясь в рот языком и завоевывая меня. Как всегда. Отмечая, что я принадлежу только ему. А я и забыла — какое это счастье. Точнее, нет. Это счастье стало привычным и только угроза его потерять встряхнула меня, напомнила, что есть настоящая ценность в этом мире.
— Спасибо, спасибо, родной… — шептала я в его губы, захлебываясь слезами и благодарностью. — Я тебя так люблю!
Миша не ответил ни слова. Но он, все еще прижимая меня к себе, сделал несколько шагов к кухонной двери и захлопнул ее. Дернул к себе стул и подпер ручку.
А потом подсадил меня на стул и грубо задрал домашнее платье, одновременно расстегивая свой ремень.
Мои глаза расширились от ужаса:
— Миш! А как же дети! Ты что! Они же не спят еще!
— Тиш-ш-ше… — пробормотал он, глядя на меня шальным и мутным взглядом.
Я попыталась снова возразить, но он встряхнул меня и спросил:
— Ты любишь меня? Ты мне веришь?
— Да… Да… — пробормотала я и ахнула, почувствовав его жесткость.
У нас часто бывал спонтанный секс, особенно в последнем отпуске в честь Хрустальной свадьбы. Там он вообще не давал мне проходу, вылавливая после выхода из бассейна, пристраиваясь во сне, залезая в ванну и даже стоило мне наклониться над чемоданом, чтобы достать свежую футболку, он ловил меня за бедра и быстро, яростно брал, заканчивая все за три минуты. Это не мешало ему потом растянуть процесс на несколько часов ночью, доставляя мне невероятно долгое и сладкое удовольствие.
У нас воистину был медовый месяц.
И этот секс на кухонном столе стал для меня продолжением медового месяца, доказательством того, что я для него та же самая любимая, какой была все пятнадцать лет.
Я обнимала его за плечи, вскрикивала в такт движениям, закусывала губы.
— Люблю… люблю тебя. Люблю! — Шептала я в горячке.
А он целовал меня везде: шею, грудь, виски, запястья.
И его пальцы были настойчивы и безжалостны, не оставив меня без удовольствия.
Когда я еле выдохнула, а он дернулся и обмяк, я уже улыбалась, хоть и сквозь слезы. Надо достать из морозилки кубики льда, сделать маску, патчи налепить… Тогда завтра не будет заметно, что я рыдала.
Вот о чем я думала в тот момент, когда мой муж, застегивая штаны и глядя прямо мне в лицо сказал:
— Ты должна всегда мне верить, Лена.
— Да, да, теперь я буду верить тебе всегда! — Радостно ответила я, потянувшись за поцелуем.
Он запечатал мой рот крепко и жестко, а потом отошел и спокойно сказал, глядя в глаза:
— Да, Лена, у меня есть любовница. И она еще получит по жопе за сегодняшние выкрутасы.
Реакция
Утром я не вставала, пока дверь квартиры не хлопнула.
Лежала, глядя в стену воспаленными от ночных рыданий глазами, слушала, как огрызается Ванька, как Алисуня капризничает и требует, чтобы только мама клала ей ягоды в кашу.
Миша был резок с детьми, повышал на них голос, пару раз даже прикрикнул. И каждый раз мое сердце сжималось от боли.
Он ведь предал не только меня. Он и их предал, разрушил нашу семью. Ради какой-то…
Я даже не знала — кого. Ничего про нее не знала.
Он не стал меня посвящать в подробности.
Хотя я все равно бы ничего не услышала. Когда он это сказал, сказал про любовницу, я как будто оглохла. Смотрела, как шевелятся, кривятся его красивые губы, выплевывая в воздух слова, которых я уже не слышала.
Мой мир разлетался на осколки в сияющей черноте космоса. Медленно, как в кино показывают взрывающиеся космические корабли. Безнадежно. Не собрать больше эти осколки во что-то целое, не склеить. Это был абсолютный и полный конец.