Он откинул голову назад и рассмеялся — таким раскатистым, радостным смехом, что это ее смутило, а других заставило обернуться. Лорис удивилась, почему нахмурилась Пат.
Бросив Роба на полуслове, Пат поспешила к ним.
— Записалось двадцать два человека. Похоже, мы наконец сможем выйти с нашим представлением.
— Благодаря твоей подруге, — уточнил Кэл, не сводя взгляда с Лорис.
— Это дело надо отметить, — сказала сияющая Пат. — Лорис, ты поможешь мне опрокинуть бутылочку винца?
— Конечно.
Кэл поднялся.
— Мне уже пора.
— Ой, ты не останешься на вечеринку? — не сдержавшись, выпалила Лорис.
Он затянулся сигаретой в последний раз и потушил ее в пепельнице.
— Уже поздно. Мне бы лучше вернуться домой.
Слово «домой» было сказано так, что Лорис почувствовала, что ему не очень хочется возвращаться туда; в его глазах снова появилась угрюмость.
— Я позвоню тебе, Пат. Очень приятно было познакомиться. — И он старомодно поклонился Лорис.
Лорис неожиданно для себя поняла, что даже не знает его имени. Она нетерпеливо повернулась к Пат:
— Кто он такой?
— Это Кэл Ремингтон. Он артистический директор.
— Действительно, похож...
— Держись от него подальше, Лорис, — предупредила Пат. — Он женат, и его старуха относится к той категории, которая просто так не отпустит, она вцепится ногтями ему в яйца.
Лорис почувствовала разочарование, и это вовсе удивило ее и даже передернуло.
— Я приехала в Нью-Йорк стать актрисой, а не искать мужчину, — сказала она вслух и как-то неприлично рассмеялась.
— А что удерживает тебя от совмещения приятного с полезным? По крайней мере, до тех пор, пока тебе это не мешает.
— Хей, Пат, — окликнул ее симпатичный молодой человек, подходя к ним. — Ну и где вечеринка, которую ты наобещала?
— Сейчас все будет нормально. Сделай мне приятное, Стив. Это Лорис, моя лучшая подруга. Она актриса, но здесь никого не знает. Постарайся сделать так, чтобы она почувствовала себя как дома, ладно?
Светло-голубые глаза Стива быстро пробежались по Лорис, оглядев ее с ног до головы.
— С удовольствием.
— А я подумала, что ты хотела, чтобы я тебе помогла... — начала было Лорис.
— Не надо, — тряхнула плечами Пат, поспешно удаляясь.
— По части вечеринок Пат — замечательная мастерица, — заверил Стив.
Его волосы песочного цвета волнами рассыпались по плечам. Лорис пыталась не таращиться на три золотых гвоздика, торчащих в одном проколотом ухе, и золотое кольцо, висевшее в другом. Но он рассматривал ее совершенно откровенно, не имея никаких угрызений совести.
— Итак, ты актриса, — сказал он, уставившись на ее бюст.
— Да, — пролепетала Лорис в полубессознательном состоянии. — А ты тоже актер?
— Музыкант. Джаз-тромбон.
— О, и где ты играешь?
— В «Гранд Централ».
— Это джаз-клуб? — спросила она, пытаясь не показать свою некомпетентность.
— Нет, это станция.
Даже Лорис была знакома с нью-йоркской знаменитой «Гранд Централ Стэйшн», основная конечная станция метро и отправная точка нескольких его линий, но она не представляла, что там есть и ночной клуб.
— На нижней платформе, — пояснил он. — Ты знаешь, «Флашинг лайн»?
— Ты имеешь в виду, что играешь в метро?
— Да, начиная со следующей недели. Я буду играть на углу Пятьдесят седьмой и Пятой.
Это звучало так гордо, будто он собирался дебютировать в Карнеги-Холл.
— Один знакомый парень, тенор-саксофон, подался в рыбаки и продал мне свое место за пять тысяч баксов.
— Ты заплатил пять тысяч долларов, чтобы играть на перекрестке?
— Хей, это один из перекрестков в городе, — слегка обидившись, выстрелил Стив. — Это расписание. Мне повезло, потому что в Джульярде мы были в том же классе.
— О, — сказала Лорис. Она совершенно растерялась и не знала, что еще сказать.
— Пойду-ка налью себе выпить.
Пат, следившая за ними, поставила графин с недорогим вином, взяла два уже наполненных пластмассовых стаканчика и подошла с ними к Лорис.
— Что случилось?
— Я не знаю. Я... думаю, что оскорбила его.
— А что ты ему сказала?
— Я не могла поверить, что он действительно заплатил ни мало ни много пять тысяч долларов, чтобы играть на джаз-тромбоне на юго-восточном углу Пятьдесят седьмой улицы.
Пат рассмеялась. Подавая Лорис один из стаканов, она подняла другой и провозгласила:
— Добро пожаловать в чудесный мир шоу-бизнеса.
Кэл помедлил, вставляя ключ зажигания. Окурок сигареты, свисавший из угла его рта, тлел, создавая красное освещение в машине, припаркованной прямо напротив дома Пат. Усевшись в нее, уставившись на окна ее гостиной, он снова глубоко затянулся.
Пребывая в приподнятом настроении, он уже давно не чувствовал себя таким бодрым: длинная сухая передышка между спектаклями наконец закончилась. В нем пульсировало возбуждение, он был готов вернуться наверх и принять участие в вечеринке. Следя за фигурами, передвигающимися в двух ярко освещенных пространствах, ограниченных прямоугольными рамами, он заметил фигурку новенькой девушки.
Джулия Энн ждет его дома, напомнил он себе. Выбросив сигарету в окно, он завел мотор и стал осторожно выруливать свой «джип» с переполненной стоянки. Он никогда не оставался на вечеринки после их субботних собраний. А теперь, как никогда, он был полон решимости завершить сделку. Он не мог рисковать тем, что считал своим последним шансом.
В свои двадцать восемь лет Кэл был самым старшим членом труппы и наиболее опытным, но он не ставил пьесы уже больше трех лет. Его работа в «Жертвах обязанностей» Ионеску в прошлом году не считалась, так как ему пришлось ее бросить через две недели репетиций. Заболела Джулия Энн и ее положили в больницу, и, кроме него, некому было смотреть за Брайаном: не смог доверить незнакомому человеку заботы о маленьком сынишке. Кэл не забывал, какими были его собственные ощущения.
Сворачивая на Восьмую авеню, Кэл в нерешительности потряс головой. Три года. Как, к черту, они быстро пролетели? Парадоксально, однако, но он не помнил, чтобы время для него так долго тянулось с тех пор, как он перестал быть заносчивым подростком в южной Юте.
Его семья жила в штате Бихив несколько поколений. Мать благочестивая, набожная мормонка, принадлежавшая к первым пионерам, сошедшим на землю Юта в крытых фургонах под руководством Брихама Янга. Предки его отца в это же время пришли на Запад, в поисках золота. Они так и не нашли его, но оставили в наследство нескончаемую энергию и любовь к приключениям. Его великий дед женился на чистокровной индианке из Навахо.
Отец Кэла, огромный, похожий на медведя, был рожден не в свое время; он был каким-то анахронизмом, что, впрочем, придавало ему шарм. Немногие могли возражать ему — даже те, кто был с ним близко знаком, — поэтому понятно, почему не смогла устоять юная, не от мира сего мормонка. Не прошло и месяца после их знакомства, как она с его отцом сбежала.
Придумывая грандиозные, но всегда нелепые идеи как разбогатеть, отец нанимался работником на ранчо, был ковбоем и каскадером в вестернах. Надеясь получить побольше работы в фильмах, он вместе с семьей перебрался в Канаб, прозванный «Маленьким Голливудом» из-за того, что в его окрестностях снималось огромное количество вестернов. Вскоре, когда Кэлу было всего четыре года, его отец сбежал с блондинистой восходящей звездой. Память о нем отравляла все детство Кэла.
Каждый раз, когда он совершал что-то плохое, мать обвиняла его, что он весь в отца. В страхе, что он так же «закончит жизнь безбожным пьяницей, картежником и блудником», она растила его в большой строгости. Чем сильнее она закручивала гайки, чтобы обуздать природную мальчишескую энергию, тем сильнее он сопротивлялся. Когда он поддавался жестким нотациям о морали, то чувствовал себя кастратом; когда же отвергал их, то ощущал свою порочность — был таким же жадным и безответственным, как его отец, которому так и не простил то, что он его бросил.