Когда она заикнулась о свадьбе, он настоял, чтобы они подождали, пока он не станет авторитетным режиссером, зарабатывающим достаточно денег, чтобы обеспечить ее и ту семью, о которой они говорили. Но Джулия Энн знала, что на это могут уйти годы, а по роду своей работы Кэл будет ежедневно общаться с молоденькими женщинами, намного привлекательнее и сексуальнее ее.
Она поняла, что должна что-то сделать. Или она потеряет его. Сначала самым простым решением ей показалось забеременеть. Она никогда не чувствовала своей вины в том, что безопасной иглой она проделала дырочки в презервативе, потому что знала, что будет прекрасной женой Кэлу. Она мечтала разделить с ним квартиру с холодной водой, в которой он проживал. Но как можно ожидать в ней ребенка? Недавно она пожалела о том, что наделала, но поняла, что прошлого не вернешь.
Слезы потоком полились из глаз Энн.
— И теперь ты жалеешь, что женился на мне. Ты никогда мне не простишь, что я забеременела. Ты считаешь, что я это сделала нарочно, чтобы просто охомутать тебя и заставить бросить режиссуру.
— Я когда-нибудь говорил тебе такое?
Раньше у Кэла возникали такие мысли. Он не мог этого отрицать.
— А если это было не ради меня, — продолжала она в слезах, — то почему ты считаешь себя свободным и носишься... по диким вечеринкам и меняешь каждую ночь девочек?
Он покачал головой. Они женаты уже пять лет, а Джулия Энн все еще так и не поняла, что он за человек. Это правда, что в первые два года в Нью-Йорке у него было множество женщин. Случайные женщины и наркотики — все это было в порядке вещей, но скоро он устал от того и другого разом. Причиной того, что он влюбился в Джулию Энн, было то, что она не была похожа на других. Он столько раз повторял ей это. Теперь он устал от постоянной необходимости защищаться, если даже не сделал ничего предосудительного.
Она начала рыдать:
— Ты обвиняешь меня во всем.
— Нет, милая.
Вина и жалость, любовь и отвращение — все эти чувства перемешались в нем. Из этих крепко переплетенных эмоций и создавались их взаимоотношения.
— Пожалуйста, не надо.
Он сгреб ее руками. Она обхватила его с такой силой, словно тонула, а он был единственный, кто мог ее спасти. У Кэла был расстроенный вид.
— Я люблю тебя. Я просто хочу, чтобы мы...
Гладя ее рукой по волосам, он повернул ее лицо к себе. Ее глаза опухли от слез, нежная кожа вокруг них была черной от туши. Он вдруг почувствовал такую нежность к ней, какой уже давно не было. Его нежный успокаивающий поцелуй перешел в глубокий и страстный.
Она глубоко вздохнула, содрогнувшись, когда он наконец оторвал свой рот от ее губ.
— Если бы ты по-настоящему меня любил, ты бы принял предложение Роберта, — сказала она.
Кэл остолбенел. Он высвободился из ее объятий с прохладной неторопливостью. Внутри все кипело, но у него была способность, которой он научился в детстве, исключительно в целях самозащиты делать то, что было вразрез с его желанием. Он улыбнулся жене так, что ее передернуло.
— Тогда, полагаю, что я действительно не люблю тебя.
Она опять расплакалась, однако слезы на этот раз не возымели никакого эффекта.
— Все потому, что ты слишком жадный и эгоцентричный, чтобы любить еще кого-то!
Спрыгнув с дивана, она, рыдая, бросилась в спальню, оставив дверь открытой.
Он подождал, пока пружины не издали скрипа: она бросилась на кровать. Это был звук, с которым он слишком хорошо знаком. И он знал, что он пойдет за ней в спальню, чувствуя себя виноватым и растерянным. Она будет лежать на постели, рыдая. Он сядет рядом с ней. Сначала извинится за то, что расстроил ее. Затем он возьмет ее на руки и поцелует, чтобы заверить, что любит. Чтобы доказать свою любовь, он сдастся и даст ей все, что она хочет, — видеомагнитофон, новый цветной телевизор, все что угодно. Она все еще будет чувствовать себя глубоко обиженной, чтобы ответить ему, но очень быстро сдастся под его возбуждающими поцелуями, и они будут любить друг друга.
Чувствуя, что попадает в ловушку, оставшуюся после мыльной оперы прошлой ночи, Кэл подошел к спальне. Из двери понаблюдал, как Джулия Энн проигрывает свою сцену. Затем он закрыл дверь в спальню, чтобы рыдания не мешали его работе над сценарием. Он делал пометки до двух часов ночи. К этому времени глаза уже слипались, но ему не хотелось идти в спальню, и он заснул на кушетке.
— Это лучшее, что я могу сделать с тем, что у меня есть, — сказала Пат с притворной улыбкой, кладя губную помаду на японский поднос, забитый макияжными кисточками всех видов и размеров.
— Ты выглядишь потрясающе! — воскликнула Лорис.
Они были в спальне-алькове Пат. Пат сидела на треугольном столике, впихнутом в угол, а Лорис — в разбитом шатком кресле напротив нее. Низкий плоский деревянный туалетный столик Пат, купленный в магазине «Армии спасения», стоял в другом углу, совмещая обязанности ночного столика, так как кровать королевских размеров занимала всю остальную часть комнаты.
На протяжении получаса Лорис, изумленная, наблюдала, как Пат наносила себе макияж, как самый настоящий гример. Она еще не привыкла к тем изменениям, которые произошли с ее подругой с тех пор, как она вышла из монастыря. Пат была толстовата и, как гласил журнал недостатков сестры Терезы, откровенно незаботящаяся о своем внешнем виде. За последний год от размера 14 перешла к размеру 10, научилась одеваться по моде и с яркой индивидуальностью.
Лорис всегда знала, что Пат ужасно переживала из-за своего большого носа и широких скул; она причесывалась так, чтобы волосы постоянно прикрывали щеки, тем самым создавая видимость сужения лица. Теперь она носила свои каштановые волосы прилизанными назад, что трагически, почти вызывающе подчеркивало величину ее носа и скул. Большой, широкий рот блестел от помады медно-золотого цвета. Щеки, дымчато-золотого цвета, оттеняли ее замечательные глаза.
— Я даже не могу тебе выразить, как прекрасно ты выглядишь, Пат.
— Принимая в расчет, что я хорошо поработала, — согласилась она с самоуничтожающей улыбкой. — Я полагаю, потому Бог и создал хирургов-косметологов, что не можем же мы все быть от природы такими красивыми, как ты.
Как всегда, Лорис вздрогнула от комплимента.
— Как актриса, я бы все отдала, чтобы иметь твои строгие трагические черты лица.
— Как женщина, я бы все отдала, чтобы иметь твои груди, — парировала Пат.
Лорис рассмеялась.
— Я бы в момент обменялась с тобой на неистовую индивидуальность.
— Когда молочные железы девушки недостаточно развиты, — продолжала Пат, — она, ни к черту, не создает в себе индивидуальность. Вот посмотри на них.
Она расстроенно махнула рукой в сторону зеркала.
— Мои прыщи стали не намного больше, с тех пор как я выросла из подросткового возраста.
— Может, ты прекратишь? Нет ничего плохого в твоей груди.
— Ничего такого, что бы могла определить хирургия. Я действительно подумываю, что должна сделать силиконовую имплантацию. Я твердо знаю, что это в корне изменит мою жизнь.
Кончиками пальцев Пат приподняла халат на уровне сосков и оттянула материю.
— Уже лучше, — сказала она с ухмылкой, которая быстро погасла, когда она посмотрела в зеркало на свой профиль.
— И я изменю форму носа, когда попаду туда.
— Ты серьезно?
— А то нет. Ты слышала выражение «Красота не снаружи, а внутри»? Но я еще не встречала человека с глазами рентгеновского излучения. Боюсь, что милые мальчики интересуются только одним.