— Ой, нет, — вскрикнула Лорис, тем самым давая Пат понять, что не только гордость удерживает ее, но и страх: она никогда не оправится от отказа от нее ее отца, и если Кэл тоже отвергнет ее, это будет непоправимым ударом для ее уже ослабшего эго.
— Может, тебе просто уйти от него на время? — предложила Пат — Это даст тебе время обдумать все. Ты знаешь, Арти решил принять то предложение в местном театре в Питсбурге.
— Да, он и просил меня составить компанию.
— Это только на три месяца.
— Три месяца не видеть Кэла? Я не знаю, как я смогу прожить без него эту неделю.
— Почему? Он куда-нибудь уезжает на праздники?
— Нет, но приезжает его мать, и он хочет на неделю уйти с работы, поэтому у него не будет возможности... встречаться со мной.
Ее руки сжались в кулаки, длинные ногти впились в ладони.
— Ох, я иногда схожу с ума. Я поклялась себе, что никто никогда не заставит меня чувствовать... чувствовать себя нежеланным ублюдком, которого упрятали так, что могут думать, что я не существую.
— Давай проведем праздники вместе, — упорствовала Пат. — Ты не сможешь долго находиться в таком состоянии.
Лорис отрицательно покачала головой.
— Я там чужая. И я не могу находиться среди других людей, когда я такая.
Она сделала большой глоток вина.
— Кроме того, я смогу использовать это время на обдумывание, как ты мне сказала. Я не могу так жить больше. Мне надо что-то предпринять.
Не имея никого после смерти матери, Лорис редко разделяла с кем-то компанию в минуты, когда чувствовала себя несчастной. В ту нескончаемую неделю она решила, что несчастье — это что-то, чего надо стыдиться, что это только ее вина. Она так и не присутствовала на новогодней вечеринке, как обещала Пат. У всех есть какие-то даты — кто-то обменивается традиционными полуночными поцелуями — а Лорис не нуждалась в напоминании ей ее статуса одиночества.
Так случилось, что в этом году она не получила поздравительной открытки на Рождество от мисс Прескотт. Лорис написала ей, когда она только переехала, рассказав о новой квартире и театральной труппе. Ее письмо так и осталось без ответа. Последняя непрочная связь с ее отцом, как она поняла теперь, прервалась навсегда.
Мир своих собственных фантазий всегда был для Лорис единственной защитой от чувства нежеланного ребенка. Приехав в Нью-Йорк, она обнаружила уже готовый мир фантазий в фильмах — особенно в старых. Покупка видео была единственной прихотью, которую она позволила себе, и сейчас у нее было около сотни пленок.
Сегодня она решила: ничто так не выведет ее из состояния депрессии, как история, которая моментально захватывала ее. Ей необходимо было потеряться в другом времени и месте, в чужой прекрасной истории любви.
Фильм, который Лорис выбрала, был «Доктор Живаго». Она очень скоро поняла, что это был лучший выбор. Она сидела, откинувшись на подушки, потягивая свое новогоднее шампанское, которое сама себе купила. Ее так захватили исторические моменты, огромная сила и красота образов! Но когда развернулась трагическая любовь между Ларой и Живаго и достигла кульминации, как в зеркале отражая их безнадежные отношения с Кэлом, ее охватила боль, которая, как она считала, должна была исчезнуть.
Лорис так и не смогла досмотреть фильм до конца. Воображение, как Кэл с женой отмечает Новый год, обожгли ее. Вместо того чтобы стереть, шампанское сделало их еще острее. Из соседней квартиры слышались звуки музыки, неистовые крики и смех. За окнами взрывались хлопушки и петарды, провожая старый год и радуясь новому.
Слезы потекли по ее лицу. Лорис приняла единственное решение: в наступающем году порвать все отношения с Кэлом.
Она начала 1 января 1981 года, лелея свое первое похмелье. Со специальным актерским сценарием на коленях и с тетрадью, отложенной в сторону, она принялась учить новую роль. Ей надо было подготовить монолог Агги из первого акта пьесы «Кошка на раскаленной крыше». Она никак не могла сосредоточиться.
Ее мысли все время возвращались к Кэлу. Вместо того чтобы учить, она поймала себя на том, что репетирует, как и что она скажет ему, когда они встретятся. Словно разбивая сцену на части, она стала записывать причины, по которым они не могут быть вместе.
Ее так поглотила эта работа, что сначала не поняла, то ли она услышала, как ключ поворачивается в замке, то ли это просто ее воображение. Ручка замерла в воздухе, она оторвалась от тетради и увидела, как открывается дверь и входит Кэл. Он задыхался, пробежав по лестнице. Его волосы были растрепаны, лицо раскраснелось на морозе, и когда он посмотрел на нее, в его глазах вспыхнул восторг.
Лорис показалось, что в темной комнате кто-то неожиданно распахнул окно, впуская ослепительный солнечный свет. Она молча прокляла себя и его тоже. Но это было выше ее сил.
— Что ты здесь делаешь?
— Я должен был увидеть тебя.
Его голос был глухой, напряженный.
— Но я думала... ты сказал завтра.
— Я не мог дождаться. Я пытался всю неделю вырваться к тебе.
Он снял пальто и бросил на один из крючков вешалки. На нем был облегающий свитер рыболова, поношенные джинсы обтягивали его длинные ноги.
— Я только что проводил мать в аэропорт, — пояснил он, — предполагается, что я в пути, поэтому я не могу побыть с тобой дольше пятнадцати — двадцати минут.
Она уставилась на него, не способная скрыть удивление. Чтобы доехать от Квинс до Восточной части Манхэттена, требуется час езды в один конец, и то если на дороге не будет пробок.
Он криво усмехнулся.
— Я понимаю, в этом есть что-то ненормальное, но я должен был увидеть тебя — хоть на несколько минут.
— Беда всегда страшней, чем кажется, — сказала Лорис, глядя в тетрадь, где записывала причины, по которым она не может больше встречаться с ним.
Лорис позволила Кэлу поцеловать себя и даже ответила на его нежность, но часть ее, как бы со стороны наблюдала за ним, словно изучая игру актера, чью технику она практически боготворила. Чувствуя ее отчужденность, он крепко обнял ее. Его поцелуй становился все более настойчивым, возбужденным.
Она вырвалась из его рук.
— Кэл, я...
— Боже, но я умираю по тебе.
Перебирая волосы, он подтянул ее лицо к своему.
— Все это время мне так тебя не хватало. Ты такая прелестная.
Медленно он водил языком по ее губам.
— Я теперь могу пробовать тебя во сне, ты знаешь? Всю тебя.
Лорис боролась с собой, стараясь не принимать к сердцу слова любимого, но чувственные воспоминания, которые они пробуждали, отражались в ее глазах, и Кэл увидел это. Он хотел ее поцеловать еще раз.
— Нет, Кэл, не надо.
Она возмутилась, с какой легкостью он применил к ней силу.
— Это нечестно.
— Да, ты права, — медленно отпуская ее, сказал он. — Лучше я не стану начинать того, что не смогу закончить.
— Для тебя это не проблема. То что начнешь со мной, ты можешь закончить с женой.
Он отпрянул в удивлении.
— Это то, что ты думаешь обо мне... о нас?
— Твои двадцать минут истекли.
— Позволь мне беспокоиться о времени, о'кей? Ты только ответь мне на вопрос, Лорис. Ты действительно так думаешь?
— Да. И я... я не хочу больше видеть тебя, Кэл.
Он стал очень тихим, его лицо потемнело. Потом без слов он поднялся и пошел к вешалке. Сердце ее бешено забилось, она захотела взять свои слова обратно. Вместо того чтобы набросить на себя пальто и выскочить, как она ожидала, он потянулся к боковому карману и достал пачку сигарет и зажигалку. Стоя спиной к ней, он прикурил сигарету и несколько раз глубоко затянулся.
— Скажи мне что-нибудь, наконец, — сказал он, окутывая дымом свои слова. — Если это все, чего я дожидался, сидя дома, тогда что я здесь делаю?
Он бросил пачку сигарет и зажигалку на стол рядом с пепельницей, которую она держала исключительно для него.
— Если бы у меня было с ней то, что с тобой, зачем бы мне нужно было что-то еще?