Он сделал попытку засмеяться, но закашлялся.
— Я так полагаю, что все знают о нас.
— Но она же никогда не звонила мне, Кэл.
— В этом не было необходимости.
— Я ничего не понимаю. Если она уже несколько месяцев знала о наших отношениях, почему дожидалась так долго, чтобы сказать тебе?
— Джулия Энн не очень сильна, чтобы противостоять этому. В сущности, я, наверно, мог отрицать все, и этим бы все кончилось. Теперь я знаю, что это то, что она на самом деле хотела услышать, но я не смог сделать этого. Я согласился, что люблю тебя... что мы любим друг друга. Я сказал ей, что не могу тебя бросить.
Когда Лорис услышала это, на нее нахлынула волна спокойствия, но потом она подумала, что его жена должна была чувствовать, и устыдилась своей радости. Она знала, какой бы она была подавленной и расстроенной, если бы Кэл сказал ей, что любит другую женщину.
— Она сказала, что никогда не даст мне развода, и пока я не прекращу видеться с тобой, она уедет от меня и заберет Брайана. Она поклялась, что сделает так, что я больше никогда его не увижу.
— Она не сможет этого сделать.
— К черту, не сможет! Она сделает это, если когда-нибудь дойдет до этого, но она знает, что я никогда не брошу своего сына.
Его губы немного дрожали.
— Она знает меня очень хорошо. Так или иначе, я... я озверел от ее слов. Я имею в виду, во мне будто что-то взорвалось. Я наговорил ей такие вещи, о которых никогда не должен был даже обмолвиться, но я чувствовал себя в такой адовой ловушке — словно меня сжигали заживо. В конце концов я не мог больше терпеть это. Я должен был выбраться оттуда. Как бы то ни было, я понимаю, что, если я не сделаю это сейчас, я уже не сделаю никогда. И я побросал в чемодан какие-то вещи и ушел.
Его глаза встретились с ее; его взгляд был напряженным и твердым.
— Я шел к тебе, — сказал он ей, словно для него сейчас имело большое значение, чтобы она знала об этом.
— Что случилось потом?
— Я как раз завел машину, когда Энн в слезах выскочила из дома, прижимая к себе Брайана. Она выхватила мальчика из кроватки и кричала ему, чтобы он сказал папе, чтобы он вернулся. Я вылез из машины, чтобы отнести Брайана назад. Было очень холодно, а он был в одной пижамке. На улице шел снег. Когда я его подхватил, она побежала от меня и впрыгнула на переднее сиденье машины. На улице был гололед, и в своем состоянии истерики она потеряла контроль над машиной и врезалась в дерево.
Он медленно вздохнул, затем с шумом выдохнул.
— У нее сломана рука и большой кровоподтек на одном глазу. Доктор думает, что у нее могут... что могут быть и другие нарушения.
Все то чувство вины, которое так долго мучило Лорис изнутри, теперь пронзило ее: она одна была виновата в этом. Ничего бы не произошло, если бы Кэл не встретил ее.
— Как долго она пробудет в госпитале?
— Они выпустят ее через день.
В удивлении она отпрянула.
— Через день! Тогда, значит, нет ничего...
— Доктор сказал, что она должна будет находиться в постели месяц, может быть, и больше. Она нуждается в уходе, поэтому...
Он откинулся в кресло с отрешенным взглядом.
— И вот почему ты не можешь оставить ее теперь, — заключила Лорис за него.
Кэл кивнул, смотря в никуда.
— Я бы так хотел. Но я не могу. И все это на глазах у мальчика! Авария... кровь, струящаяся по ее лицу. Он все время плакал и кричал, и я не мог его успокоить. Я говорил ему, что мамочка поправится, но...
Он зло покачал головой.
— Иисус Христос, что за беда!
На этот раз он не отстранился от нее, когда она бросилась к нему. Она обняла его и прижала крепко, стараясь поглотить его боль, разделить ее с ним. Его руки сомкнулись вокруг нее, и он спрятал лицо у нее на груди.
Все кончилось постелью.
Он любил ее неистово, с какой-то безумной отчаянностью, словно желая поставить отметину, которая не даст ей возможности забыть его. Это очень напугало ее. Она поняла, что он решил оставить ее. Она всем телом старалась сказать ему, что поняла его. Он не хотел слышать слов, как она его любит, как хорошо им вместе, как счастливы они были бы вдвоем.
Телом, руками, ртом и языком — всем своим существом она умоляла его остаться.
Но он быстро оделся, отвернувшись от нее.
— Мы больше не можем встречаться — ты сама понимаешь, не так ли? — сказал он, застегивая куртку. — Я должен разрубить этот гордиев узел.
Лорис не ответила; единственно, что она могла сделать, — это кивнуть. Она почувствовала, как внутри у нее что-то оборвалось.
— Я действительно очень тебя люблю, — печально добавил Кэл, уходя. Он подсунул ключи, которые она ему дала, под дверь.
— Что это, черная дыра Калькутты? — воскликнула Пат, когда Лорис с неохотой впустила ее в квартиру.
От яркого солнца были задернуты шторы и лишь мерцающее отражение ТВ высвечивалось из угла гостиной, создавая тусклое освещение.
— Свет режет мне глаза, — сказала Лорис, возвращаясь на кровать.
— Сегодня такой яркий день. Нью-Йорк готовится к фестивалю, все рекламы только об этом.
В своей типичной манере, не принимающей никаких возражений, Пат направилась к окну. Не обращая внимания на возражения Лорис, раздвинула шторы.
— Видишь? Солнышко светит. Небо такое голубое. И все приоконные ящики в цвету.
— Думаю, что я отказываюсь от участия в этом, — сказала Лорис.
Пат нахмурилась. Сарказм был чем-то новым в репертуаре ее подруги, она была ошарашена изменениями в Лорис, с тех пор как видела ее в последний раз. Она так хотела помочь своей подруге. Весь апрель и май Пат была в Канаде, работая помощником продюсера. Она звонила Лорис каждое воскресенье и все больше и больше расстраивалась, слыша ее голос. Прошло уже три месяца, как Кэл порвал все отношения с ней, и вместо того чтобы со временем проходить, депрессия Лорис все углублялась. Озабоченная этим, Пат связалась с ней сразу по возвращении в Нью-Йорк; последние пять дней Лорис постоянно находила причины, чтобы не видеться с ней.
Однако Патриция Х.Шварц была не из тех, от кого можно легко избавиться — особенно когда она видела, что ее подруга нуждается в помощи и поддержке. Поэтому в эту великолепную первую субботу июля она постучала в дверь Лорис без приглашения, с определенным желанием потрясти ее, накричать, если потребуется, чтобы вернуть ее в мир живущих.
— Боже, Лорис, ты выглядишь ужасно! — сказала она с характерной серьезностью и повысив голос, чтобы перекричать ТВ. — Ты похудела и необычайно бледна. Тебе можно играть Камиллу без грима.
Лежа на горе подушек, Лорис равнодушно пожала плечами и снова уставилась в видео.
— Тебе обязательно надо включать так громко? Ты, наверное, не слышишь собственных мыслей.
— В этом вся задумка.
— Я бы не сказала, что это блестящая идея.
Пат взяла пульт управления с кровати и выключила ТВ.
— Не надо, Пат, — попросила Лорис, держа ее за руку. — Отдай пульт.
Все эти дни она боялась тишины и даже спала с включенным телевизором, если вообще спала.
Пат положила пульт подальше от Лорис.
— Я думала, что мы сходим прогуляться по Деревне, прошвырнемся по антикварным лавкам, посмотрим на выставленные картины, а потом возьмем пиццу в «Эмилио».
Она воскликнула в сердцах:
— Я два месяца не ела пиццы. А глядя на тебя, похоже, что ты бы тоже не отказалась от нее.
Мысли о еде было достаточно, чтобы Лорис почувствовала тошноту.
— Я не голодна.
— У «Эмилио» должно быть уже открыто уличное кафе, — продолжала Пат. — Мы бы поели на открытом воздухе под деревьями и пожевали бы еще чего-нибудь вкусненького, как обычно. Давай?
Лорис безучастно покачала головой.
— Я не могу.
— Почему? У тебя какие-то более интересные планы? — Пат указала обвиняющим пальцем на телефон, стоящий на одеяле рядом с Лорис. — Так и проводишь ночи и все дни в ожидании телефонного звонка? Он не собирается звонить тебе, Лорис. Перестань ждать его.