— Я бы хотел вот это.
Зажав сигарету между губами, я направляюсь к указанному им месту.
— Имеешь в виду это?
Его глаза загораются.
— Да. Пожалуйста.
Идея дать ему потрогать антикварную шахматную доску, которую оябун подарил мне на 12-летие, не вызывает у меня восторга, но я всё равно достаю её для него. Я не пользовался ею уже много лет, но на ней нет ни пылинки. Фигуры выстроились в ряд, готовые к новой игре.
Малыш дотрагивается до слона, переставляя его. Когда он поднимает голову и смотрит на меня, он выглядит как самый счастливый ребёнок на свете.
— Хочешь поиграть со мной?
Я скрещиваю руки перед грудью и качаю головой.
— Не думаю. Я не играл уже много лет.
«И ты — чёртово отродье».
Не обращая внимания на мой ответ, сын Хитоши протягивает руки к шахматной доске и поворачивает её так, чтобы забрать чёрные фигуры себе, а белые поставить на мою сторону. В официальных турнирах всегда начинают игру последние, а не чёрные.
— Раз уж ты так долго не играл, первый ход твой.
Я весело улыбаюсь.
— Поясни: ты даёшь мне преимущество, потому что я давно не играл?
— Да.
— Очень хорошо.
Я навязываю агрессивный дебют, уверенный, что смогу быстро закончить партию. К своему удивлению, я понимаю, что малыш не только знает, как играть, но и умеет это делать. Он обходит мои ловушки и, в свою очередь, выстраивает атакующую стратегию.
— Как давно ты играешь?
— Немного, — отвечает он, пожимая плечами.
Я никогда не видел, чтобы ребёнок умел играть так, как он.
— Кто тебя научил?
— Мама.
— Ты когда-нибудь играл против Хитоши?
Мальчик напрягается, но не отвечает.
Не словами.
Видимо, между ним и моим двоюродным братом нет взаимопонимания. Я не удивлён. Хитоши незрелый и эгоистичный. Я съедаю чёрную ладью, вырывая разочарованное шипение. Я не играл много лет, но соперник я хороший.
— Что ты думаешь о Хитоши?
Не отрывая взгляда от шахматной доски, он прикусывает губу. Мальчишка не хочет лгать, но и правду сказать не может. Он никогда не видел, как мы с Хитоши общаемся. Любой на его месте не стал бы выходить за рамки.
— Мама говорит, что я должен его слушаться, — внезапно произносит он, сжимая кулаки от напряжения. — И должен держаться от него подальше.
— Твоя мать — мудрая женщина, — признаю я. — А ты, похоже, умный ребёнок.
Постепенно его тело расслабляется.
Окрылённый комплиментом, он улыбается мне.
— А ещё я достойный соперник.
Заинтригованный его мнением, я решаю дать ему возможность поймать моего короля. Как только он понимает мою ошибку, его глаза загораются. Он так мал, что ему приходится вставать и вытягивать всю руку, чтобы поставить шах. Но он атакует без колебаний.
— Ты искусный, — вынужден признать я.
Он поднимает глаза от шахматной доски, но лишь на мгновение. Когда снова опускает их, я замечаю, что его лицо покраснело, как будто он чем-то смущён. Мальчик сжимает руки в кулаки.
— Я заслуживаю твоего уважения?
Его вопрос застаёт меня врасплох.
Я опираюсь локтями на стол и переплетаю пальцы под подбородком.
— Это зависит от того, есть ли у меня твоё?
— Мама научила меня различать сильного человека и храброго. Она велела мне склонять голову, когда сталкиваешься с тем, кто сильнее, но оказывать уважение только тем, кто его действительно заслуживает.
Мне хочется налить себе виски, потому что последнее, чего мог ожидать от этого дня, — это игры в шахматы и разговора о чести с ребёнком.
— Значит, чтобы заслужить твоё уважение, я должен совершить акт храбрости, — резюмирую я. — И что же я должен сделать? Бросить вызов огню? Поднять ядовитую змею?
— Нет. Ничего из этого.
Ему неловко, но я настаиваю.
— Что тогда?
Дрожащими пальцами он невесомо касается королевы. На мгновение я опасаюсь, что он сдвинет её в неправильном направлении и испортит игру, но этого не происходит. Мальчик — Брайан, заставляю себя вспомнить, — убирает руки с шахматной доски и поднимает голову.
— Поступай правильно, — шепчет он. — Не сейчас, а когда придёт время. И неважно, какими будут последствия.
Меня всё больше и больше впечатляет этот ребёнок. Чем больше я с ним разговариваю, тем больше понимаю, что он не просто повторяет услышанное. Каждое его слово имеет точное место и цель, как фигуры на шахматной доске.
— И что было бы правильно?
Брайан улыбается мне.
— Ты поймёшь, потому что это настроит всех против тебя, но это будет единственный путь, который подскажет тебе твоё сердце.