— Никогда не говорил, что ты не можешь раздеться.
Глория внезапно краснеет.
Красивая.
Нет. Она более чем красива.
И я поедаю её глазами.
Мне нравится изящная линия её шеи, то, как по фигуре скользит платье. А когда она задирает подол до середины бедра и ступает на платформу, у меня пересыхает во рту. Я хочу, чтобы Глория выглядела неуклюжей или нескладной. Вместо этого она берётся за шест, словно выросла с ним и поворачивается ко мне. Она улыбается, но не как женщина, которой подарили мечту её детства.
Вернулась чувственное и решительное существо, которым Глория была всегда.
И меня безнадёжно к ней влечёт.
Её руки скользят по пилону, дразня меня.
— Бэйджиро сказал, — ты часто здесь бываешь.
— Мне нравится сюда приходить.
Одной рукой она цепляется за шест, а другой распускает волосы. Глория едва заметно качает головой, освобождая их полностью.
— Потому что тебе нравится?
— Потому что паб мой.
— Ты унаследовал его от дяди?
Я кривлю рот. Мне не нравится говорить с ней о дяде, не после того, что она заставила меня сделать, поэтому я не отвечаю.
Почувствовав моё недовольство, Глория меняет тему.
— А что здесь делают женщины? Раздеваются донага?
— Только если их приглашают в приватную комнату.
Обогнув пилон, Глория прислоняется к нему спиной так, что оказывается лицом ко мне, и едва сползает вниз. Подол платья приподнимается, позволяя мне увидеть что-то светлое.
«Белое кружево».
Чертовски чувственна.
И очень, очень злая.
— Ты пригласишь меня?
Я прочищаю горло.
— Куда?
— В приватную комнату.
— Нет.
Она быстро поворачивается вокруг себя, захватывает пилон ногой и выгибает тело назад. Её грудь приподнимается, притягивая мой взгляд.
— Почему?
Я облизываю губы.
— Это место моё. Если на самом деле захочу тебя трахнуть, то не стану тратить время и уходить в отдельную комнату. Я сделаю это здесь, на глазах у всех. У стены. На полу. Где угодно.
— Жаль, что ты этого не хочешь. — Она выпрямляет спину. Её руки продолжают захватывать шест, а глаза обращены к моим. — Потому что я была бы не против, если бы ты трахнул меня, даже на глазах у публики.
Возбуждение, которое она пробудила во мне, внезапно исчезает, сменяясь гневом. Я знаю её историю с Рулзом. Он не просто трахал её, он делил Глорию с другими мужчинами. Он смотрел, как она наслаждается в объятиях другого, и ей нравилось чувствовать на себе его взгляд. Я не такой. Никогда не смогу делить Глорию с кем-то и никому не позволю наблюдать за ней.
Я встаю, разъярённый.
— Руки на шест.
Вижу, как её кожа покрывается мурашками от страха или, возможно, предвкушения.
И всё же Глория подчиняется.
Взяв Глорию за бёдра, я притягиваю её к себе. Подол платья задирается, обнажая пару белых трусиков. Они мне не нравятся. На её бледной коже я предпочитаю чёрные; лучше, если они будут в окружении красных следов от моих пальцев.
Приказываю ей не отпускать шест, а сам толкаю её голову вниз. Чтобы сохранить равновесие, Глория выгибает спину и оттопыривает попу. Поглаживаю её по затылку, сначала нежно. Затем собираю волосы, захватывая в кулак. Я крепко сжимаю их, вынуждая Глорию поднять голову, но спину держать дугой. На мгновение она теряет хватку за шест, заставляя меня разочарованно поморщиться.
Когда она хватается за пилон снова, в моём горле раздаётся хриплый звук.
Я чувствую, как она дрожит, трепещет.
Но она не сдаётся.
— О чём ты думаешь, Джун?
Делаю глубокий вдох, возвращая себе спокойствие и хладнокровие.
— Я думаю о том, как легко было бы тебя трахнуть. — Провожу пальцем по контуру трусиков, пока не добираюсь до самой интимной части. — И как бы тебе это понравилось. Тебе бы этого хотелось, верно?
Глория отвечает мне не голосом, а сдавленным стоном. Она раздвигает ноги, приглашая меня прикоснуться к ней там, где желает, — там, где её набухшая плоть уже влажная.
Вместо того чтобы ласкать, я ударяю.
Её сердцебиение учащается, как и дыхание.
— Я чувствую твой страх. И твоё желание. — Глория втягивает живот, когда сдвигаю ей трусики в сторону и погружаю палец в складки её плоти. Она такая мокрая. Я касаюсь носом её шеи. Она хорошо пахнет: цветами и летом. Непроизносимыми грехами и ложной наивностью. Я понижаю голос, будто открываю ей секрет. — Ты правильно делаешь, что боишься меня. Когда ты со мной, ты всегда в опасности.
Смерть путешествует рядом со мной.
Иногда я приношу её сам, иногда её мне приносят другие.